Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II   ::   Штерн Борис Гедальевич

Между нгусе-негусом и Гамилькаром произошел глубоко-умный диалог.

– Где ты был, Гамилькар? – грозно спросил нгусе-негус тоном еврейского бога Элохима, устроившего провокационный допрос Каину: мол, «где брат твой, Авель?» – хотя прекрасно знал ответ. Зачем же спрашивать, если знаешь?

Гамилькар промолчал.

– Нашел ли ты страну Эльдорадо? Молчание.

– Человек, не знающий, куда он идет, должен, по крайней мере, знать, откуда он пришел, – сказал нгусе-негус.

– Неизведанные страны тревожат мое сердце, а знакомые окрестности причиняют беспокойство ногам, – наконец ответил Гамилькар.

– Рад слышать твой голос. Сердце и ноги – плохие советчики, – заметил нгусе-негус – Мы больше доверяем собственной заднице. А нашу задницу волнует удобный сортир и мягкое кресло. Волка кормят ноги, философа кормит жопа.

(Напоминаем, что офирские Pohouyam'bi никогда не говорят «я», они говорят о себе во втором лице – «мы», «наш», даже о своей задней части: «наша»; но регент Фитаурари еще не обладал высшим титулом, и это «мы» было бы верным признаком мании величия или даже узурпации власти, если бы не все снижающая ироническая «жопа».)

Первый раунд аудиенции Фитаурари чисто выиграл, что и отметил Сашко, выглянув из-за спины Гамилькара:

– От дурной голови ногам лихо.

– Это кто? – удивился нгусе-негус.

– Прадед Пушкина, – представил Гамилькар.

Теперь уже промолчал нгусе-негус, и равновесие на ковре восстановилось.