Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II   ::   Штерн Борис Гедальевич

И тот протрезвел сразу и ответил с восхищением па том чистом русском языке, на котором говорили тогда все нормальные люди:

– Ну, сынок, спасибо! Порадовал душу! Быть тебе третьим русским богатырем, да жить в столице в командирском звании, да оборонять Русь, а не гнить тут в провинции!

Возвращаясь к отцу Павлу, – речей его Гайдамака совсем не запомнил по причине церковного насилия над русским языком, однако же, войдя вэкстаз от его равнодушного вида, отец Павло в конце концов понес такую ахинею, что слова уже не стыковались друг с другом – он орал про конец света и драконов огнедышащих, утверждал, что Гайдамака одержим лунным бесом, которого даже он изгнать не в силах, потому что этот бес сидит в Сашке во множественном числе – сегодня он такой, завтра другой, а послезавтра третий, но все они в одном лице, как антисвятая троица. Он, короче, не может понять природу гайдамакиного беса, а без понимания природы беса не изгонишь. Скажешь ему: «Изыди, сатана!», а он в ответ рассмеется и плюнет. С таким редкостным бесом отец Павло впервые столкнулся. Этот бес-купидон из чужих краев, может, даже с Луны. Очень уж учен, нигилист! Не верит в бога! Все поганит, над всем издевается, ходит, как скоморох, колесом, а идеи колеса в природе не существует!

– А одуванчик? – спросил Гайдамака.

– Что «одуванчик»? – прервал истерику отец Павло.

– Одуванчик разве не идея колеса? А орбиты планет, звезд и разных небесных тел?

Отец Павло безнадежно махнул рукой и отступился.

Кстати, и чару принесли. Не стал Гайдамака пить ту чару одним глотком, а пил маленькими, затягивая время и растягивая удовольствие. Потом, по здравом размышлении, Сашко готов был признать, что темная речь отца Павла как-то повлияла на его судьбу – возможно, Павло был настоящим святым и что-то предвидел.