Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I   ::   Штерн Борис Гедальевич

– Еж твою марш, – согласился Иван Трясогуз с сочувствием человека, только что вырвавшегося из лап Конторы. Он в два громадных глотка скушал полный стакан коньяка и занюхал рукавом.

– Как же так?!

– А вот так. Ф-фу, яка гыдота!…

– Скворцов – шпион?!

– Шпион. Японский. Сакура Мухомори-сан. Настоящий. Из-за бугра. И фамилия у него не Скворцов, а немецкая – Шкфорцопф. Или Шварцкопф. Или как-то так.

Помолчали, переваривая каждый свое. В животе у Гайдамаки зашевелился гороховый суп с салом, а Трясогуз хлюпал коньяком в пузе.

– Ничего я толком не могу объяснить, Сашко, – нарушил молчание Трясогуз. – Я и сам пи черта не пойму. Знаешь, чем отличается восточный шайтан от нашего черта?

– Ну?

– Уз-ко-гла-зи-ем, – Трясогуз растянул пальцами края глаз, сморщил нос и сделался похожим па здоровенного далай-ламу. – Сидит там у них наверху в Доме с Химерами, на самом чердаке, такая химера – такой узкоглазый узбек по особо важным делам, – а может, киргиз, монгол или тоже японец – не разобрал, – то ли Абдулкопытов, то ли Халат-Оглы, – он представился, по я забыл, – и задает тебе вопросы: знал ты Скворцова, не знал ты Скворцова?… А ты не знаешь, что отвечать. У них там из подвала Колыма видна, а с чердака – Луна. Бледная такая, бледная, как блиц! Я уже думал: гаплык, конец подкрался! Не выйду оттуда, возьмет он меня за зябры и зашлет на Луну. Ох, и вумный татаро-монгол! Глаза узкие-узкие, ему их не надо примруживать, он тебя насквозь видит, как стеклянного. Но – пока обошлось. Пока.