JК
Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I :: Штерн Борис Гедальевич
Страница: 39 из 356Мертвых пока не выносили, а раненые, кто мог идти, подходили под снегом к вокзалу, стонали, матерились на майский снег, поминали батьку разными тихими словами, садились, ложились прямо на перрон и перевязывали друг друга какими-то грязными тряпками и окровавленными бинтами.
Уже собрался полный перрон раненых. Вот подошли еще двое – один босой, легко раненный в руку, с какой-то старинной музейной винтовкой, в рваных галифе, в солдатской гимнастерке и австрийской фуражке; в раненой руке ои нес здоровенного гуляйградского петуха без головы, а здоровой рукой поддерживал дружка с длинной саблей, очень бледного, раненного в живот, в немецкой каске типа pickelhaube [34] , в вышиванной льняной рубахе, в атласных малиновых шароварах и в великолепных хромовых сапогах – не хуже батькиных, но измазанных не говном, а глиной.
– Глына [35] , – безнадежно сказал бледный раненый в немецкой каске. Он зажимал окровавленными пальцами разорванный живот, чтобы внутренности не вываливались наружу, и тупо глядел на свои хорошие сапоги.
– Глына, – с готовностью согласился босоногий. – Я твои чоботы соби визьму, гаразд, Мыкола? [36]
Мыкола не ответил.
– По рукам? – переспросил босоногий.
– Ро houyam, – прохрипел Мыкола.
Здесь были лица строгие, спокойные, искаженные страданием, просто красивые, чуть ли не римские, но были и рыла со звериными челюстями без подбородков, с тупыми водянистыми глазами, низкими лбами, неандертальскими надбровьями, впавшими носами, закрученными усиками, чупрынами и чубчиками, заячьими губами, беззубыми ртами.
Уже собрался полный перрон раненых. Вот подошли еще двое – один босой, легко раненный в руку, с какой-то старинной музейной винтовкой, в рваных галифе, в солдатской гимнастерке и австрийской фуражке; в раненой руке ои нес здоровенного гуляйградского петуха без головы, а здоровой рукой поддерживал дружка с длинной саблей, очень бледного, раненного в живот, в немецкой каске типа pickelhaube [34] , в вышиванной льняной рубахе, в атласных малиновых шароварах и в великолепных хромовых сапогах – не хуже батькиных, но измазанных не говном, а глиной.
– Глына [35] , – безнадежно сказал бледный раненый в немецкой каске. Он зажимал окровавленными пальцами разорванный живот, чтобы внутренности не вываливались наружу, и тупо глядел на свои хорошие сапоги.
– Глына, – с готовностью согласился босоногий. – Я твои чоботы соби визьму, гаразд, Мыкола? [36]
Мыкола не ответил.
– По рукам? – переспросил босоногий.
– Ро houyam, – прохрипел Мыкола.
Здесь были лица строгие, спокойные, искаженные страданием, просто красивые, чуть ли не римские, но были и рыла со звериными челюстями без подбородков, с тупыми водянистыми глазами, низкими лбами, неандертальскими надбровьями, впавшими носами, закрученными усиками, чупрынами и чубчиками, заячьими губами, беззубыми ртами.