Ёксель-моксель   ::   Прокопьев Сергей

Любаша, глядя на поджатые губешки суженого: изводилась, ну что ему не по душе?

Потенциальная теща тоже не знала, как быть? Она, сияя личиком, гостю рыжики отведать предлагает: «Кушайте, сами собирали». Тот всю тарелку полуведерную подчистую навернул, а все равно морду кривит. Бабе Моте как нож под сердце. Да что за люди москвичи эти?! Ведь видно — нравятся грибочки. Нет, косорылится, как, прости, Господи, навозом накормили.

Мужикам и совсем бы плевать на кривизну гостя, кабы им граммов по двести на каждый глаз. От закусок стол проседал, а пить разрешалось по предпраздничной инструкции только сухое вино. Под страхом смерти. «Портвейна» хотя бы взяла, — ворчал про себя дед Макар на бабку, — а то мочу эту…»

— По коньячку? — предлагал Миша мужикам.

— Ага, — дружным хором звучало в ответ.

— Они не пьют! — сверкала глазами на хор баба Мотя.

— Не пьем, — вздыхали мужики.

Дочь Валентина, помня материнский наказ, отвлекала Никиту от «Ревела буря» пинками. Хотя с чего петь-то? С кисляка впору волком выть. Но жена пинала: «Не пой!» И ведь не в войлочных тапочках сидела. Как же — московский гость! В туфлях. Еще бы лодочки, тогда куда ни шло. А тут подошва, как из БелАЗовской резины. После третьего пинка налился синяк. Вскоре конечность можно было ампутировать.

Никита запросился поменяться местами.

— Че у тебя, гвоздь в стуле?

— Ногу отсидел.

Через полчаса к ампутации созрела вторая конечность.