Палаццо Дарио   ::   Рески Петра

Ей хотелось произвести на Морозини достойное впечатление: живая, заинтересованная, профессиональная – идеальная сотрудница.

– Вы из Неаполя, но ваша мать – немка. Об этом мне сказал директор вашего института, – сказал Морозини, не обратив никакого внимания на ее слова. – Немного немецкой щепетильности и порядка могут музею пригодиться. Но не перестарайтесь!

– Я попробую, – сказала Ванда и разозлилась, потому что ненавидела это клише о немецкой щепетильности и порядке и потому что его слова прозвучали для нее так, будто ее мать-немка должна извиняться, что ее дочь наполовину неаполитанка, а южанка в Ванде услышала, как он про себя обозвал ее terrona – земляным червяком.

– О, у венецианцев и неаполитанцев много общего, – поспешил исправиться Морозини, словно прочел ее мысли. – Их отличает только одно. Неаполитанец любит свой город со всеми его разрушениями, потерями, хаосом, любит даже горы его мусора и не переживает об этом. Венецианец, наоборот, переживает почти трагически. Не знаю, с чем это связано; за всю свою историю венецианцы никогда не жаловались, а теперь они ворчат на каждом шагу. Только и слышишь, что стоны да вопли.

Он уютно сложил руки на животе и вытянул ноги.

– Нравится вам Венеция? Вы, вероятно, здесь не впервые.

Она следила за тем, как он взял со стола старую перьевую ручку и медленно заправил ее чернилами. Испачкавшись, он чуть слышно выругался и, достав носовой платок, тщетно пытался стереть с пальцев чернила.