Легенды Инвалидной улицы   ::   Севела Эфраим

Поздно вечером к моей маме притащилась в гости с другого конца города — вы бы думали кто? — Рохл Эльке-Ханэс, бывшая товарищ Лифшиц, первая общественница нашей улицы. Она, конечно, была уже не та. Не вернулся с войны ее муж, кроткий и тихий балагула Нахман Лифшиц, который делал все по дому, пока она занималась общественной деятельностью; И от этой деятельности ее давно отстранили, так как после войны более подходящими для нее сочли русских женщин.

Но, невзирая на седьмой десяток, она по-прежнему была здорова и без единой морщинки на лице. И как когда-то не расставалась с семечками и лузгала их круглые сутки, благо, времени у нее было хоть отбавляй и к старости наступила бессонница.

Она сидела напротив меня и молча, лишь шевеля челюстями, чтобы перемолоть семечки, неотрывно смотрела, как я пью чай с домашним вареньем, и в глазах ее, когда-то голубых, а теперь серых, светился восторг и удовлетворение, как если бы моя карьера создавалась не без помощи ее общественной деятельности. О моем выступлении она сказала только одну фразу, но этой фразой было сказано все.

— После смерти Сталина это было второе крупное событие в жизни нашего города.

Она имела в виду мой успех.

Прежде, чем покинуть мой город навсегда, я долго бродил по его ставшими чужими мне улицам.

В песке, возле строящегося нового и уже похожего на казарму дома, играли дети. Один из них, пятилетний еврейский мальчуган, привлек мое внимание. Сердце мое заныло. Запахло моим собственным детством.