Маськин зимой   ::   Кригер Борис

Я уже смирился, что настоящей любви у нас не будет, потому что я слишком странен, и читатели того и глядят, чтобы в доме у них ничего не пропало, а то мои герои, сами знаете, тыркины всякие, и за ними глаз да глаз нужен.

Мои отношения с читателем действительно чисто платонические. Я ничего особенного от него не хочу, да и он, кажется, ничего особенного не ждал от книжки с названием «Маськин зимой». В отличие от Достоевского, я не беру читателя за душу и не трясу её с бешенством падучей до тех пор, пока из неё, этой читательской души, не посыплются его собственные скрытые топоры, припрятанные для беседы по душам с пенсионеркой-проценщицей. Я не Толстой, полагающий, что у читателя нет и не может быть своей собственной жизни, и потому ему следует переезжать с вещами в его роман и там селиться, бродить по его несчётным главам, а потом хлясть – и под поезд. Не то чтобы это не выход, но читателю всё-таки хочется жить в своём доме и хотя бы отчасти – своей собственной жизнью.

Маськин пропитан сарказмом и явной издёвкой над всем и вся, ну кроме вечных ценностей, конечно, которые автор из суеверия попытался не обсмеивать, хотя сдержаться вполне ему не всегда удавалось. Пробравшись сквозь все эти издёвки, читатель с недоумением смотрит автору в рот и ждёт, как бы вопрошая: «Ну и что?»

С начала романа автор носится с затасканной аллегорией, что, мол, приход тиранических времён – это зима, а их конец – это оттепель! Второсортное, надо признать, сравнение.