JК
Парадоксы мистера Понда (рассказы) :: Честертон Гилберт Кит
Страница: 136 из 179Звоном металла отдались в ушах слова Гиневры, расстающейся с Ланселотом:
Ты от греховной жизни жди
Раздора, смуты, и нужды,
И зла, и смерти, и беды [21] .
Я ходил по краю пропасти и не отдавал себе в этом отчета, пока два приговора не поразили меня как гром среди ясного неба. Однажды судья в красной шапочке и кровавокрасной мантии уже почти произнес приговор: «Быть повешенным за шею, пока не умрет». Второй приговор был еще страшнее: меня пригласили на обед к лорду Кроуму.
Он продолжал смотреть в окно. Но мистер Понд все-таки услышал неясное бормотание, словно гром грохотал где-то вдали: «И зла, и смерти, и беды».
Наступило молчание. Наконец Понд сказал очень тихо:
– Просто вам нравилась незаслуженная дурная слава.
Гэхеген круто обернулся; его огромная спина заслонила окно. Он был очень бледен.
– Вы правы. Я хотел, чтобы меня считали распутным, – сказал он. – Вот до чего я дошел!
Он сделал попытку улыбнуться и продолжал:
– Да. Это мелкое, грязное тщеславие, которое хуже всех пороков, привлекало меня сильнее, чем любой порок.
Сколько людей продали душу за восхищение дураков! Я едва не продал душу за то, чтобы дураки клеветали на меня.
Считаться опасным человеком, подозрительной личностью, грозой честных семейств – вот на что я растрачивал жизнь, вот из-за чего чуть не потерял любовь. Я бездельничал, проводил время в праздности, лишь бы не утратить своей дурной славы. И ока едва не довела меня до виселицы.
– Так я и думал, – сказал мистер Понд и чопорно поджал губы.
Ты от греховной жизни жди
Раздора, смуты, и нужды,
И зла, и смерти, и беды [21] .
Я ходил по краю пропасти и не отдавал себе в этом отчета, пока два приговора не поразили меня как гром среди ясного неба. Однажды судья в красной шапочке и кровавокрасной мантии уже почти произнес приговор: «Быть повешенным за шею, пока не умрет». Второй приговор был еще страшнее: меня пригласили на обед к лорду Кроуму.
Он продолжал смотреть в окно. Но мистер Понд все-таки услышал неясное бормотание, словно гром грохотал где-то вдали: «И зла, и смерти, и беды».
Наступило молчание. Наконец Понд сказал очень тихо:
– Просто вам нравилась незаслуженная дурная слава.
Гэхеген круто обернулся; его огромная спина заслонила окно. Он был очень бледен.
– Вы правы. Я хотел, чтобы меня считали распутным, – сказал он. – Вот до чего я дошел!
Он сделал попытку улыбнуться и продолжал:
– Да. Это мелкое, грязное тщеславие, которое хуже всех пороков, привлекало меня сильнее, чем любой порок.
Сколько людей продали душу за восхищение дураков! Я едва не продал душу за то, чтобы дураки клеветали на меня.
Считаться опасным человеком, подозрительной личностью, грозой честных семейств – вот на что я растрачивал жизнь, вот из-за чего чуть не потерял любовь. Я бездельничал, проводил время в праздности, лишь бы не утратить своей дурной славы. И ока едва не довела меня до виселицы.
– Так я и думал, – сказал мистер Понд и чопорно поджал губы.