JК
Моццикони :: Малерба Луиджи
Страница: 9 из 55Этот анархист собирается сделать всех бедняков хозяевами, чтобы потом их повесить.
Кончилось тем, что самого Моццикони чуть было не повесили. Он забрался в клетку с домашними кроликами – только тем и спасся.
Моццикони разыгрывает из себя шута
Моццикони продолжал сажать на прибрежном песке салат, фасоль, помидоры.
– Кто знает, может, здешние бедняки добрее моих соседей по «Счастливому акведуку»!
Он все еще надеялся найти друга. Но для этого надо было выбрать себе подходящее имя. И вот однажды он сел и обхватил голову руками, чтобы лучше думалось. И чем больше он думал, тем труднее казался ему выбор.
– Ну кто поверит, что меня зовут Пиппо или там Тино. Тонино, Ромолетто, Джиджино! Все сразу заметят, что это имя не мое, а чужое.
Нет, ни одно из этих имен не вязалось с его лицом, возрастом, манерой ходить, размахивая руками, и, наконец, с его фамилией Моццикони-окурок. Он Моццикони, и только. И хочешь не хочешь, а надо с этим смириться.
Но вот с одиночеством он не мог смириться. Он все еще не терял надежды отыскать друга. Ради этого он даже научился шевелить ушами – обоими сразу и каждым в отдельности.
– Посмотри, как я шевелю ушами, – говорил он, встретив на берегу бродягу.
Тот смотрел на Моццикони, как на жалкого глупца, и молча уходил прочь. От огорчения Моццикони готов был заплакать. И заплакал бы, если бы не считал слезы недостойными мужчины.
Вот мальчишки-бродяги, те с любопытством смотрели, как он шевелит ушами.
Кончилось тем, что самого Моццикони чуть было не повесили. Он забрался в клетку с домашними кроликами – только тем и спасся.
Моццикони разыгрывает из себя шута
Моццикони продолжал сажать на прибрежном песке салат, фасоль, помидоры.
– Кто знает, может, здешние бедняки добрее моих соседей по «Счастливому акведуку»!
Он все еще надеялся найти друга. Но для этого надо было выбрать себе подходящее имя. И вот однажды он сел и обхватил голову руками, чтобы лучше думалось. И чем больше он думал, тем труднее казался ему выбор.
– Ну кто поверит, что меня зовут Пиппо или там Тино. Тонино, Ромолетто, Джиджино! Все сразу заметят, что это имя не мое, а чужое.
Нет, ни одно из этих имен не вязалось с его лицом, возрастом, манерой ходить, размахивая руками, и, наконец, с его фамилией Моццикони-окурок. Он Моццикони, и только. И хочешь не хочешь, а надо с этим смириться.
Но вот с одиночеством он не мог смириться. Он все еще не терял надежды отыскать друга. Ради этого он даже научился шевелить ушами – обоими сразу и каждым в отдельности.
– Посмотри, как я шевелю ушами, – говорил он, встретив на берегу бродягу.
Тот смотрел на Моццикони, как на жалкого глупца, и молча уходил прочь. От огорчения Моццикони готов был заплакать. И заплакал бы, если бы не считал слезы недостойными мужчины.
Вот мальчишки-бродяги, те с любопытством смотрели, как он шевелит ушами.