JК
Моя летопись :: Тэффи Н А
Страница: 12 из 20Сейчас начнет разделывать меня под орех.
Но еще издали делает приветственные знаки и идет прямо ко мне.
- Милая! - кричит. - До чего хорошо написала! Голубчик мой, умница! Чего же до сих пор ничего не писала? Смеется он надо мной, что ли?
- Да ведь вы же, - лепечу, - сами сказали, что писательница я никакая. Вы же мне запретили писать.
- Ну как же это я так! С чего же это я!
И так искренно радовался и всем кругом цитировал отрывки из этого самого рассказа, что не поверить ему я не могла, так же искренно, как и в тот раз, когда он говорил, что я "никакая". Поверила и стала писать. Но если бы не прельстил меня Нильский башмаками от Вейса, не пришлось бы Куприну на меня радоваться. В этих самых башмаках и зашагала я по своей литературной тропинке. А Куприн на всю жизнь остался самым дружеским ценителем моих произведений, а бывало так, что уже статья о моей новой книге напечатана, а он приходил в редакцию и говорил:
- А я хочу еще и от себя дать об этой книге отзыв.
И отзыв всегда бывал очень для меня лестный. Надо заметить, что такое доброжелательство - явление в писательском кругу чрезвычайно редкое. Почти небывалое. Повторяю - он был очень хорошим товарищем.
* * *
Жил Куприн в эмиграции - он, его жена, Елизавета Маврикиевна, и молоденькая дочь - очень странно. Вечно в каких-то невероятных долгах.
- Должны десять тысяч в мясную.
Все удивлялись.
Но еще издали делает приветственные знаки и идет прямо ко мне.
- Милая! - кричит. - До чего хорошо написала! Голубчик мой, умница! Чего же до сих пор ничего не писала? Смеется он надо мной, что ли?
- Да ведь вы же, - лепечу, - сами сказали, что писательница я никакая. Вы же мне запретили писать.
- Ну как же это я так! С чего же это я!
И так искренно радовался и всем кругом цитировал отрывки из этого самого рассказа, что не поверить ему я не могла, так же искренно, как и в тот раз, когда он говорил, что я "никакая". Поверила и стала писать. Но если бы не прельстил меня Нильский башмаками от Вейса, не пришлось бы Куприну на меня радоваться. В этих самых башмаках и зашагала я по своей литературной тропинке. А Куприн на всю жизнь остался самым дружеским ценителем моих произведений, а бывало так, что уже статья о моей новой книге напечатана, а он приходил в редакцию и говорил:
- А я хочу еще и от себя дать об этой книге отзыв.
И отзыв всегда бывал очень для меня лестный. Надо заметить, что такое доброжелательство - явление в писательском кругу чрезвычайно редкое. Почти небывалое. Повторяю - он был очень хорошим товарищем.
* * *
Жил Куприн в эмиграции - он, его жена, Елизавета Маврикиевна, и молоденькая дочь - очень странно. Вечно в каких-то невероятных долгах.
- Должны десять тысяч в мясную.
Все удивлялись.