Бегство Квиллера   ::   Холл Адам

Ломан сбился с йоги, если можно так выразиться; уступая жаре и духоте, он был в легком альпаковом пиджаке, но в манжетах у него чернели те же запонки из ониксами тот же галстук полка гренадерской охраны; во мне вскипала глухая ярость, от которой мутилось в голове и перехватывало горло, потому что он обдурил меня, этот маленький засранец, он втравил все-таки меня в задание для Бюро — для Бюро — и теперь явился сюда, чтобы самодовольно разыгрывать из себя хозяина — пошел бы ты в свой долбаный Лондон, тоже мне, Иисус Христос.

Подняться — и я встал, когда он остановился передо мной; я встал, но отнюдь не из уважения к нему — но лишь потому, что мне хотелось врезать ему, а я не мог сделать этого сидя.

Здесь было тихо, очень тихо. Все вокруг затянуто плюшем, красные бархатные занавеси, ковры, глушившие любой звук; вокруг стояла полная тишина.

— Квиллер.

Что еще он мне выдаст?

Нет, вряд ли он осведомится, как я поживаю или “как я рад видеть вас”, или “почему бы нам не пожать руки друг другу” и тому подобное.

Я молчал, прикидывая, с каким удовольствием я сообщу ему, что, если он еще пять секунд будет торчать у меня над душой, физиономия его будет напоминать клубничное желе, или просто посоветую ему убираться к долбаной матери, но он-то уверен, что он вправе так себя вести, о. Господи, как мне хочется размазать его по стенке и удалиться — но спокойнее, парень, спокойнее.

Вот именно, спокойнее, возьми себя в руки, не выходи из себя. Просто удивительно, как быстро, только что убив человека, я уже готов к очередному убийству.

Спокойно. Просто у него гнусная рожа, вот и все. Пепперидж стоял тут же, и я посмотрел на него. В его запавших глазах застыло затравленное выражение, и все внезапно изменилось, я почувствовал себя куда лучше, потому что он сам был “духом” в поле и знал, “каково это, когда Бюро возникает у вас на пороге, и сочувствовал мне, видя, что меня собираются распинать.