Тринадцатая рота (Часть 2)   ::   Бораненков Николай

Тогда в Смоленске она вела себя сдержанно-игриво, теперь она была в полном угаре. Распахнув полы мехового манто и обнажив груди, полупьяная, потерявшая приличие, она поманила языком и глазами:

- Поехали, усатенький. Но пожалеешь. Ах как мило я тебя обласкаю! Миллион горячих поцелуев! Десять! Ах, едемте же! Едем!!

- Польщен! Очарован! Рад бы получить ваши бесценнейшие горячие миллионы, но увы! Не могу. Помощь фюреру! Помощь...

Штемпель дал знак сидящему на передке саней кучеру-солдату, чтоб трогал, выхватил из одной разгромленной посылки бутылку и, сунув ее Гуляйбабке, крикнул:

- Жду в Сухиничах! Поджидаю! "Лань" держу за тобой... Слово Штемпеля лучшего в рейхе почтовика! - И, обняв женщин, загорланил:

Толкай в посылки

Меха, бутылки,

Хоть голову, отбитую с тряпьем,

Мы все отправим,

Мы все доставим.

Себе ни крошки,

Ни бутылки не возьмем!

"Фаэтон" майора Штемпеля исчез так же быстро, как и появился. Гуляйбабка подошел к новенькому, сверкающему чистым никелем "оппель-адмиралу", уткнувшемуся носом в сугроб. Машину замело доверху, но мотор почему-то работал. В щель чуть опущенного стекла выбивался парок. Из мигающего зеленым глазом радиоприемника лилась джазовая песенка.

Гуляйбабка повнимательнее заглянул в машину и застыл в изумлении. На заднем сиденье, сладко похрапывая, засунув руки в муфту, спал человек в знакомом овчинном тулупе, укутанный в пуховую шаль.