JК
Петерс Латыш :: Сименон Жорж
Страница: 62 из 151И вдруг замер около дивана.
Из-под него торчала нога в черном ботинке.
Ему пришлось проделывать это трижды. Стоило только отнять от раны руку, как она начинала отчаянно кровоточить.
В конце концов он взял валявшуюся на столе салфетку и запихал ее под жилет, на котором пришлось как можно туже затянуть хлястик. Пахло в комнате тошнотворно.
Мегрэ с трудом взялся за край дивана, приподнял и развернул его на двух ножках.
Он уже знал: это Торранс.
Тело бригадира было скрючено, одна рука вывернута, словно ему переломали кости, чтобы засунуть в узкую дыру.
На нижней части лица – повязка с незавязанными болтающимися концами. Мегрэ опустился на колени.
Движения его были спокойны, даже медлительны – наверное, из-за его собственного состояния. Комиссар не решался дотронуться до груди Торранса. Наконец он положил руку ему на сердце и застыл на ковре, не отрывая глаз от своего товарища.
Торранс был мертв! По лицу Мегрэ прошла легкая судорога. Он стиснул кулаки. В глазах у него помутилось, и тишину запертой комнаты взорвало страшное ругательство.
Нет, это не выглядело смешно. Это было грозно! Трагично! Страшно!
Мегрэ посуровел. Он не плакал. Он не мог плакать. Со стороны могло показаться, что он тупо уставился на Торранса, но на лице комиссара были написаны другие чувства – неудержимая ярость сменялась невыразимой болью и необъяснимым удивлением.
Торрансу было тридцать. Вот уже пять лет, как они работали вместе.
Из-под него торчала нога в черном ботинке.
Ему пришлось проделывать это трижды. Стоило только отнять от раны руку, как она начинала отчаянно кровоточить.
В конце концов он взял валявшуюся на столе салфетку и запихал ее под жилет, на котором пришлось как можно туже затянуть хлястик. Пахло в комнате тошнотворно.
Мегрэ с трудом взялся за край дивана, приподнял и развернул его на двух ножках.
Он уже знал: это Торранс.
Тело бригадира было скрючено, одна рука вывернута, словно ему переломали кости, чтобы засунуть в узкую дыру.
На нижней части лица – повязка с незавязанными болтающимися концами. Мегрэ опустился на колени.
Движения его были спокойны, даже медлительны – наверное, из-за его собственного состояния. Комиссар не решался дотронуться до груди Торранса. Наконец он положил руку ему на сердце и застыл на ковре, не отрывая глаз от своего товарища.
Торранс был мертв! По лицу Мегрэ прошла легкая судорога. Он стиснул кулаки. В глазах у него помутилось, и тишину запертой комнаты взорвало страшное ругательство.
Нет, это не выглядело смешно. Это было грозно! Трагично! Страшно!
Мегрэ посуровел. Он не плакал. Он не мог плакать. Со стороны могло показаться, что он тупо уставился на Торранса, но на лице комиссара были написаны другие чувства – неудержимая ярость сменялась невыразимой болью и необъяснимым удивлением.
Торрансу было тридцать. Вот уже пять лет, как они работали вместе.