Пирожок с человечиной   ::   Кассирова Елена

И любил он древних психов, будто жил не в трудовом Митино, а в праздном Риме.

– Не ходи, – сказала Катя.

– Почему?

– Он ненормальный.

– А кто нормальный? – сказал Костя и вышел.

Жирный, как всегда, сидел дома, но похудел.

Его толщина странно зависела от внешней атмосферы. Стоило случиться несчастью – Лёва разбухал. Все хорошо – истощался.

Эта, так сказать, метеочувствительность была, конечно, психопатского происхождения. Она напоминала истерию со стигматами. Стигматы у истериков, как известно, даже кровоточили, будто действительно от гвоздей.

Бобыль оказался чутче газет и барометра.

С этой осени до зимы, по мере исчезновения людей, Жиринский раздувался и раздувался, и стал как насосавшийся клоп.

Костя помнил, что недавно, когда пили чай у Беленького, Жирный еле влез в дверь, выставив вперед руки.

В трагическое воскресенье он чуть не задохнулся от блинов. Поправившись, похудел.

Жиринский тыкал в компьютерные клавиши, сидя боком к двери. В профиль видно было, как обвисли живот и зад, хотя с новой тревогой о пропавшем Ушинском они стали уже припухать. Оклемался, видимо, после больницы.

Пол был липкий, потолок в подтеках, но книги покрывали стены аккуратно и сплошь. Корешки – и старые твердые, и новые мягкие.

– Все сидите? – сказал Костя.

– Почему сижу. И хожу. Гуляю.

– Один?

– А с кем же еще? – очки жутко блеснули. – С Поволяйкой, что ли?

– Не боитесь?

– Чего?

– Последних событий.