Пирожок с человечиной   ::   Кассирова Елена

Шея держалась плохо, челюсть воспалилась и еле двигалась. Косте после всего хотелось нежности. Гоголь-моголь был именно то, что надо. Катя поняла и расстаралась, хоть была неумеха. В скользкой сахарной яичной массе попадались сопли белка и комки желтка, но Костя глотал с наслаждением. Гоголь-моголь сам утекал внутрь и утешал, как любовь.

Костя не мог оторваться от нектара, как Жирный от пирожков. Он заглотал всю банку, яиц двадцать. Хотел еще – больше не было. Вьшизал края и стенку, докуда достал язык.

Катя рассказала, что бомжи опять в ИВЗ, Нюрку Поволяеву выпустили, у нее выбиты передние зубы. Катя собрала ей гуманитарную помощь в узелок, чистые тряпочки, чай, масло. Отнесла. Жалко ее.

– Тебе жалко всех, кроме меня.

– Она безнадежная. В воскресенье опять напилась.

– А Чемодан приходил?

– Зачем?

– Чинить кран.

– Нет. Зато к Харчихе приходили оперативники с ордером на обыск.

– Зачем?

– Не знаю. Кто-то, иаверно, настучал. Но она давно дала тягу.

– К «сястре», – вспомнил Костя.

Замок взломали с понятыми Катей и Жиринским. У нее ничего не было, кроме ста сорока пакетов муки с жучками.

– Жучки – чепуха, – сказал Костя. – Это тебе не пинякинская отрава.

– В любом случае, – поморщилась Катя, – мясо добывала Кисюха.

– Вот пусть с Кисюхи и спросят. И с твоего Жиринского. Он у Харчихи был главным клиентом.

– Бедный человек.

– Не жалей. У него свой кайф.

– Тем более бедный.