JК
Бунтующая Анжелика :: Голон Анн
Страница: 11 из 104Оглядевшись, онаувидела над альковом картину в золоченой раме: молодой бог-олимпиец пиршествовал среди сонма богинь. Она была в Плесси. В этой самой комнате давным-давно, когда ей было шестнадцать лет, Анжелика, маленькая дикарка, подглядывала за любовными утехами принца Конде и герцогини де Бофор.
Да, и на этих же самых черно-белых плитах она некогда очнулась, полная боли, слабости, унижения, и смотрела, как удаляется по коридорам замка красавец Филипп, ее второй супруг, столь жестоко отпраздновавший брачную ночь. И здесь же настигли ее тяготы второго вдовства, прежде, нежели она поддалась, очарованная, соблазнам Версаля.
Анжелика снова опустилась на матрас, брошенный на пол, находя в жесткости импровизированного ложа успокоительную негу. Одним по-звериному ловким движением она завернулась в покрывало, словно в бурнус на песке пустыни. Тревожное полубессознательное ожидание, изводившее ее во время болезни, сменилось глубокой безмятежностью. «Вот я и дома, — с облегчением подумала она. — Я вернулась домой… Теперь нет ничего невозможного».
Ее разбудили солнце и привычно плаксивый голос служанки Барбы, тянувшей одно бесконечное причитание:
— Вы только посмотрите на нее, на бедную мою даму… Всегда одно и то же! На земле, как собака! Стелю, стелю ей постель, но каждую ночь у нее достает силенок стянуть, едва я отвернусь, все на пол, и лежит она там, скрючившись, ни дать ни взять, больная псина.
Да, и на этих же самых черно-белых плитах она некогда очнулась, полная боли, слабости, унижения, и смотрела, как удаляется по коридорам замка красавец Филипп, ее второй супруг, столь жестоко отпраздновавший брачную ночь. И здесь же настигли ее тяготы второго вдовства, прежде, нежели она поддалась, очарованная, соблазнам Версаля.
Анжелика снова опустилась на матрас, брошенный на пол, находя в жесткости импровизированного ложа успокоительную негу. Одним по-звериному ловким движением она завернулась в покрывало, словно в бурнус на песке пустыни. Тревожное полубессознательное ожидание, изводившее ее во время болезни, сменилось глубокой безмятежностью. «Вот я и дома, — с облегчением подумала она. — Я вернулась домой… Теперь нет ничего невозможного».
Ее разбудили солнце и привычно плаксивый голос служанки Барбы, тянувшей одно бесконечное причитание:
— Вы только посмотрите на нее, на бедную мою даму… Всегда одно и то же! На земле, как собака! Стелю, стелю ей постель, но каждую ночь у нее достает силенок стянуть, едва я отвернусь, все на пол, и лежит она там, скрючившись, ни дать ни взять, больная псина.