JК
Черный ворон :: Вересов Дмитрий
Страница: 41 из 632Потереби, поговори, подумай загаданное, да под задницу положи. Старую на пасьянсы пустим.
Ада уселась на карты и протянула ладони к зажженной свече.
– Мам, а ему ты на пикового ставишь?
– Нет. Он двойной, потаенный, переменчивый. Глаза, заметила, разные? Груб и тонок, добр и зол. Глазами в небо смотрит, а ноги в болоте увязли. Если простенько, по-цыгански, то можно и пикового положить. Но я ж на судьбу смотрю, да и не покровитель он тебе. Кину малую аркану... Ну, тридцать шесть картей, четырех мастей, всю правду про крестового короля, раба Божия... – совсем тихо забормотала над колодой мать, медленно выкладывая карту за картой под второй свечой, только давая Аде сдвигать тонкими нежными пальчиками левой руки. А потом зависла над столом, вся подавшись вперед с непонятным выражением лица.
– Я возьму папиросочку? – попыталась вырвать мать из оцепенения Ада.
Та молча, с отсутствующим видом кивнула.
– Неужели приворожу? – Ада почувствовала внутри жесткое, вибрирующее напряжение.
– Приворожишь, приворожишь, – рассеянно сказала мать, глядя в пространство. – К добру ли...
– Что видишь-то? – встрепенулась Ада.
– Карта путается. Ладно, сам он путаный. Но и черви твои двоятся. И не Всеволода, для тебя пикового, дом это. Туз бьет. Десятка и шестерка пикей рядом. Такое раз на тыщу или мильон бывает.
– Так что же, дорожка смертная? Чья?
– Не пойму. Рябь, двоение. Вальты сплошные – суета, да не пустая, с пиками связанная.
Ада уселась на карты и протянула ладони к зажженной свече.
– Мам, а ему ты на пикового ставишь?
– Нет. Он двойной, потаенный, переменчивый. Глаза, заметила, разные? Груб и тонок, добр и зол. Глазами в небо смотрит, а ноги в болоте увязли. Если простенько, по-цыгански, то можно и пикового положить. Но я ж на судьбу смотрю, да и не покровитель он тебе. Кину малую аркану... Ну, тридцать шесть картей, четырех мастей, всю правду про крестового короля, раба Божия... – совсем тихо забормотала над колодой мать, медленно выкладывая карту за картой под второй свечой, только давая Аде сдвигать тонкими нежными пальчиками левой руки. А потом зависла над столом, вся подавшись вперед с непонятным выражением лица.
– Я возьму папиросочку? – попыталась вырвать мать из оцепенения Ада.
Та молча, с отсутствующим видом кивнула.
– Неужели приворожу? – Ада почувствовала внутри жесткое, вибрирующее напряжение.
– Приворожишь, приворожишь, – рассеянно сказала мать, глядя в пространство. – К добру ли...
– Что видишь-то? – встрепенулась Ада.
– Карта путается. Ладно, сам он путаный. Но и черви твои двоятся. И не Всеволода, для тебя пикового, дом это. Туз бьет. Десятка и шестерка пикей рядом. Такое раз на тыщу или мильон бывает.
– Так что же, дорожка смертная? Чья?
– Не пойму. Рябь, двоение. Вальты сплошные – суета, да не пустая, с пиками связанная.