JК
Чужие грехи :: Стюарт Энн
Страница: 161 из 347Энни, я ведь совсем не тот, за кого ты меня принимаешь.
Но не мог. Не смел. И не имел права. Для неё последствия признания Джеймса стали бы куда пагубнее, нежели даже для него самого. Правда эта сразу поставила бы её жизнь под угрозу. А ещё — подорвала бы доверие к безмерно любимому и обожаемому отцу.
Нет, он не скажет ей ни единого слова. Станет лишь молча страдать, терпеливо сносить её наивное кокетство.
— Изумительно! — воскликнула Энни, обводя взглядом праздничный стол. Тут и правда было, на что залюбоваться. Старинное серебро, уотерфордский хрусталь, лиможский фарфор, скатерти из камчатного полотна — вся эта роскошь свидетельствовала о незаурядном богатстве хозяев. И мысли Джеймса невольно унеслись в прошлое, к своим далеким предкам, которые умирали от голода, в то время как несметно богатые бароны не только обжирались, но и попивали французское вино из хрустальных бокалов, изготовленных его голодающими соотечественниками. Тогда кровь бросилась в лицо Джеймсу, и он вдруг на мгновение вновь ощутил себя семнадцатилетним юнцом, пылким идеалистом, готовым отдать жизнь за правое дело. По крайней мере, за то, которое почитал правым.
Но он смолчал, и лишь заставил себя выглянуть в окно. Снег уже валил вовсю, облепляя стекла и подоконник, и Джеймс вдруг поразился, насколько опустела всегда оживленная улица. В огромном доме они были вдвоем: он и Энни Сазерленд. Оторванные от реальности, от повседневной суеты и смертельной опасности, грозящей ему всегда и повсюду.
Но не мог. Не смел. И не имел права. Для неё последствия признания Джеймса стали бы куда пагубнее, нежели даже для него самого. Правда эта сразу поставила бы её жизнь под угрозу. А ещё — подорвала бы доверие к безмерно любимому и обожаемому отцу.
Нет, он не скажет ей ни единого слова. Станет лишь молча страдать, терпеливо сносить её наивное кокетство.
— Изумительно! — воскликнула Энни, обводя взглядом праздничный стол. Тут и правда было, на что залюбоваться. Старинное серебро, уотерфордский хрусталь, лиможский фарфор, скатерти из камчатного полотна — вся эта роскошь свидетельствовала о незаурядном богатстве хозяев. И мысли Джеймса невольно унеслись в прошлое, к своим далеким предкам, которые умирали от голода, в то время как несметно богатые бароны не только обжирались, но и попивали французское вино из хрустальных бокалов, изготовленных его голодающими соотечественниками. Тогда кровь бросилась в лицо Джеймсу, и он вдруг на мгновение вновь ощутил себя семнадцатилетним юнцом, пылким идеалистом, готовым отдать жизнь за правое дело. По крайней мере, за то, которое почитал правым.
Но он смолчал, и лишь заставил себя выглянуть в окно. Снег уже валил вовсю, облепляя стекла и подоконник, и Джеймс вдруг поразился, насколько опустела всегда оживленная улица. В огромном доме они были вдвоем: он и Энни Сазерленд. Оторванные от реальности, от повседневной суеты и смертельной опасности, грозящей ему всегда и повсюду.