Из записок переводчицы   ::   Буренина Кира

Смены были короткие— до обеда, и все рабочие появлялись после обеда на местном базарчике, продавая всякую всячину. Огромная Доска почета, запечатлевшая последних передовиков конца восьмидесятых, медленно выгорала на солнце. Завод умирал тихо и без агонии — как умирают люди, дожившие до глубокой старости. Работа кипела лишь в трех цехах, в одном из них и проходил монтаж немецкой установки. Посещение третьего цеха с недостроенной и поэтому смотрящейся жалко установкой также входило в утреннюю программу. Сквозь запыленные большие окна пробивались узкие лучики солнца, духота сдавливала горло, стояла глухая тишина, и мне казалось, что мы никогда не уедем из этой сладкой вязкой южной осени в дождливо-мятежную холодную Москву.

Постояв в молчании у скелета установки, наша маленькая делегация уходила выслушивать все те же жалобы дирекции, отодвигающие их отъезд на неопределенный срок. Сегодня все было по-иному. В приемной деловито стучала машинка, сновали люди, слышались оживленные голоса, кто-то на кого-то покрикивал, кто-то оправдывался, звенели телефоны и трещал молчавший до сих пор телекс.

— Победа! — радостно приветствовал нас директор, встречая на пороге своего кабинета. — Отпускают все двадцать три ящика!

— Господи, за что же такое счастье! — вырвалось у меня.

— Ваша фирма согласилась перевести пять тысяч марок за срочность таможенной обработки! — сияя, продолжал директор. Техники молча переглянулись.