В мозгу должен прозвучать звук — скажем, «ля» — камертон данной вещи. И если это услышишь — тогда есть все: и автор, и таинство творчества, и языковой код. Анна как бы перемещалась во французского писателя — слышала его голос, вбирала энергетику души. Счастливые люди — творцы. У них другое бессмертие. Они не зависят от детей так напрямую.
В жизни ПОСЛЕ Анна сидела за столом, как чурка с глазами. Пыталась вникнуть в интонацию, но мозги затянуло липким туманом.
Да и зачем нужен этот перевод? И почему именно Анна должна переводить? Без неё обойдутся. Этих переводчиков как собак нерезаных.
Язык, кстати, связан с ландшафтом. В Армении гористая местность и слова — тоже гористые. Может встретиться фамилия, где пять согласных подряд: МКРТЧЯН.
А в Эстонии равнинная местность. Там такие слова: СААРЕМАА… Северные языки протяжные. К югу ускоряются. Французский язык набирает скорость, а испанский уже сыплет, как горох на блюдо.
Но при чем тут Мкртчян, горох? А ни при чем…
Просто работать не хочется, есть не хочется. Жить не хочется. Ещё немножко — и превратится в призрак. Все видит, но ни в чем не участвует.
* * *
— Ты должна была её полюбить. Взять на душу, — сказала Лида Грановская.
— С какой такой стати? — не поняла Анна.
— Если ты любишь сына, а сын Ирочку, ты должна любить то, что любит твой сын.
— Значит, Ирочку будут любить и я, и Олег, А меня никто. Меня только терпеть, зажав нос.
У Анны выступили на глазах злые самолюбивые слезы.