JК
Любовь и Рим :: Бекитт Лора
Страница: 568 из 598И все же Ливий почудилось, будто в его тоне есть тень снисхождения к ней как к существу неразумному, в чем-то даже ущербному.
– Ошибаешься. Я никогда не говорила с Асконией о любви. А зря. – Она сделала паузу. – Послушай, Луций, одно время меня мучил вопрос, а любишь ли ты меня? Я никак не могла понять тебя, природу твоих жизненных принципов и поступков. А потом вдруг подумала: это как у Платона – чтобы познать мир, надо выделить идею, которая его пронизывает. Ты всегда стремился к одному – к достижению как можно более значимого положения в обществе. Ты просто никогда не задумывался о любви!
– Не задумывался, говоришь? Можем ли мы сказать, что не любим землю, на которой родится хлеб, страну, в которой живем? А если любим, то как? Это – наше, то, что мы осознаем разумом, чувствуем телом, душой. Для меня было так же естественно жить с тобой, как мыслить или дышать. Хотя нельзя сказать, что порою ты не ранила меня. – И, помолчав, прибавил: – Ты говорила о Платоне, а я вспомнил Лукреция. Человек должен смотреть на жизнь, как на бурное море с достигнутого берега. У меня есть сын. Это мой берег. Большего мне не нужно. Его жизнь – мое будущее. Устроить его судьбу наилучшим образом – вот моя цель. Достигнув ее, я буду знать, что сделал все, что мог и хотел сделать в этой жизни.
Как ни странно, его речь показалась Ливий напыщенной, неискренней. Она не верила Луцию, не желала верить. И сейчас ей хотелось быть язвительной, немного небрежной.
– Ошибаешься. Я никогда не говорила с Асконией о любви. А зря. – Она сделала паузу. – Послушай, Луций, одно время меня мучил вопрос, а любишь ли ты меня? Я никак не могла понять тебя, природу твоих жизненных принципов и поступков. А потом вдруг подумала: это как у Платона – чтобы познать мир, надо выделить идею, которая его пронизывает. Ты всегда стремился к одному – к достижению как можно более значимого положения в обществе. Ты просто никогда не задумывался о любви!
– Не задумывался, говоришь? Можем ли мы сказать, что не любим землю, на которой родится хлеб, страну, в которой живем? А если любим, то как? Это – наше, то, что мы осознаем разумом, чувствуем телом, душой. Для меня было так же естественно жить с тобой, как мыслить или дышать. Хотя нельзя сказать, что порою ты не ранила меня. – И, помолчав, прибавил: – Ты говорила о Платоне, а я вспомнил Лукреция. Человек должен смотреть на жизнь, как на бурное море с достигнутого берега. У меня есть сын. Это мой берег. Большего мне не нужно. Его жизнь – мое будущее. Устроить его судьбу наилучшим образом – вот моя цель. Достигнув ее, я буду знать, что сделал все, что мог и хотел сделать в этой жизни.
Как ни странно, его речь показалась Ливий напыщенной, неискренней. Она не верила Луцию, не желала верить. И сейчас ей хотелось быть язвительной, немного небрежной.