JК
Любовные чары :: Арсеньева Елена
Страница: 46 из 68Марьяшке никакого труда не составляло робеть, забиваться в уголок возка… и с нетерпением ждать, когда настанет ночь.
Итак, Клим отбыл восвояси, пожелав милостивому барину, одарившему кучера увесистым кошельком, божьего покровительства. Того же он пожелал и Марьяшке, сокрушавшись тем, что та так и не приноровилась чистить господскую обувь. Слава богу, хоть штопку да шитье вспомнила!
Теперь они путешествовали в дилижансе. Сидели в длинной карете на лавках, прибитых вдоль стен, в компании с другими путешественниками. Багаж увязан был на крыше. Барин купил Марьяшке толстенный клетчатый платок, и она сидела, завернувшись в него с головой. Платок был огромный и назывался пледом.
Барин теперь язык по-русски не ломал – учил Марьяшку своей иноземной речи: ведь ей теперь предстояло навечно привыкать к чужому. И не мог скрыть удивления, сколь легко она запоминала новые слова. Через неделю, миновав без задержек Пруссию, она преизрядно понимала и говорила на его языке. Однако в стране, именуемой Францией, барин изъяснялся только по-французски и настрого запретил Марьяшке звук молвить по-английски. Впрочем, несколько нужных слов она выучила и из нового языка – с прежней легкостью. Смысл почти всего, что она слышала, оказался ей понятен, и барин снова был изумлен.
Итак, Клим отбыл восвояси, пожелав милостивому барину, одарившему кучера увесистым кошельком, божьего покровительства. Того же он пожелал и Марьяшке, сокрушавшись тем, что та так и не приноровилась чистить господскую обувь. Слава богу, хоть штопку да шитье вспомнила!
Теперь они путешествовали в дилижансе. Сидели в длинной карете на лавках, прибитых вдоль стен, в компании с другими путешественниками. Багаж увязан был на крыше. Барин купил Марьяшке толстенный клетчатый платок, и она сидела, завернувшись в него с головой. Платок был огромный и назывался пледом.
Барин теперь язык по-русски не ломал – учил Марьяшку своей иноземной речи: ведь ей теперь предстояло навечно привыкать к чужому. И не мог скрыть удивления, сколь легко она запоминала новые слова. Через неделю, миновав без задержек Пруссию, она преизрядно понимала и говорила на его языке. Однако в стране, именуемой Францией, барин изъяснялся только по-французски и настрого запретил Марьяшке звук молвить по-английски. Впрочем, несколько нужных слов она выучила и из нового языка – с прежней легкостью. Смысл почти всего, что она слышала, оказался ей понятен, и барин снова был изумлен.