JК
Подозрение :: Дюрренматт Фридрих
Страница: 49 из 103 – Меня ведь перевели на пенсию. С делом Эменбергера я справлюсь сам. Форчиг напишет статью против Эменбергера. И как только уедет, я могу уже не волноваться. Хунгертобелю об этом тоже не следует говорить. Хорошо бы он пришел сейчас! Мне так нужна сейчас «Литл Роз»!
Часть вторая
БЕЗДНА
В пятницу вечером, это был последний день года, комиссар, лежа в автомобиле, прибыл в город Цюрих. Хунгертобель вел машину сам и еще осторожнее, чем обычно: он заботился о своем друге. Город захлебывался неоновыми каскадами, когда Хунгертобель попал в скопление машин, скользивших в море света и разъезжавшихся по соседним переулкам.
Старик сидел сзади, окутавшись в темноту автомобиля. Он попросил Хунгертобеля не торопиться и настороженно следил за предновогодней суетой. Цюрих не очень нравился ему, а четыреста тысяч швейцарцев на «пятачке» земли он считал гиперболой; он ненавидел вокзальную улицу, по которой они ехали, однако теперь, в момент приближения к неизвестной и грозной цели («во время поездки в реальность», как он сказал Хунгертобелю), город его завораживал.
Все новые людские волны катились вперед за занавес из дождя и снега. Трамваи были переполнены, а лица, смутно белевшие за их стеклами, и руки, державшие газеты, – все фантастически утопало в серебряном свете и проносилось мимо. Впервые Берлах показался себе человеком, время которого безвозвратно ушло, человеком, проигравшим неизбежный бой между жизнью и смертью.
Часть вторая
БЕЗДНА
В пятницу вечером, это был последний день года, комиссар, лежа в автомобиле, прибыл в город Цюрих. Хунгертобель вел машину сам и еще осторожнее, чем обычно: он заботился о своем друге. Город захлебывался неоновыми каскадами, когда Хунгертобель попал в скопление машин, скользивших в море света и разъезжавшихся по соседним переулкам.
Старик сидел сзади, окутавшись в темноту автомобиля. Он попросил Хунгертобеля не торопиться и настороженно следил за предновогодней суетой. Цюрих не очень нравился ему, а четыреста тысяч швейцарцев на «пятачке» земли он считал гиперболой; он ненавидел вокзальную улицу, по которой они ехали, однако теперь, в момент приближения к неизвестной и грозной цели («во время поездки в реальность», как он сказал Хунгертобелю), город его завораживал.
Все новые людские волны катились вперед за занавес из дождя и снега. Трамваи были переполнены, а лица, смутно белевшие за их стеклами, и руки, державшие газеты, – все фантастически утопало в серебряном свете и проносилось мимо. Впервые Берлах показался себе человеком, время которого безвозвратно ушло, человеком, проигравшим неизбежный бой между жизнью и смертью.