Миражи любви   ::   Хейер Джорджетт

В дальнем конце комнаты на небольшом возвышении стояла широкая кровать под балдахином. На ней, обложенный подушками, укрытый покрывалом из яркой парчи, в экзотическом халате и напудренном парике, без которого его никто никогда не видел, не считая слуги, возлежал старый Сильвестр, девятый барон Левенхэм.

Сэр Тристрам задержался у порога, ослепленный неожиданно ярким светом. При виде этого многоцветного великолепия сардоническая усмешка появилась на его суровом лице.

– Ваше смертное ложе, сэр?

Из-под балдахина послышался слабый, нетвердый голос:

– Да, это мое смертное ложе.

Сэр Тристрам прошел к возвышению. К нему протянулась немощная рука, на которой сиял огромный рубин. Он взял ее и стоял, не отпуская и глядя вниз, на пергаментное лицо двоюродного деда – с ястребиным носом, бескровными губами и глубоко запавшими блестящими глазами. Сильвестру было восемьдесят, но, даже умирая, он не расставался с париком и мушками, сжимая в левой руке табакерку и кружевной носовой платок.

Сильвестр встретил твердый взгляд внучатого племянника со злобным удовлетворением.

– Я рад, что вы приехали, – бросил он. Высвободив руку, он указал на кресло, стоящее на возвышении:

– Садитесь! – Затем старик открыл табакерку. – Когда я видел вас в последний раз? – размышлял он вслух, поднося к ноздре щепотку табака.

– Мне кажется, года два назад, – ответил Тристрам, чей профиль четко вырисовывался на фоне алого бархатного полога.