JК
Невозможное счастье :: Езерская Елена
Страница: 34 из 151И, пока князь Репнин с мужиками ездили за Лизой, Долгорукая места себе не находила — она извела Петра, попрекая его за все, что помнила, смешав в один нескончаемый монолог и мужнину измену, и когда-то не купленный сувенир. Она извлекала из .потаенных уголков своей памяти все обиды первых лет их совместной жизни и, приукрашивая их безмерно, придавала им значение событий, определивших в дальнейшем несчастливую судьбу их брака.
Князь Петр, все еще не пришедший в себя после откровения дневника Лизы и болезненно взволнованный разговором с Корфом, сносил ее претензии молча. Он искренне винил себя вслух, но внутренне мучался непониманием своей ответственности за сумасбродство взрослых детей и нелепости склонной к фантазированию супруги. Поначалу он умолял жену хотя бы немного помолчать, но потом понял, что ее молчание будет еще более ужасным испытанием. Ибо молчать княгиня умела столь красноречиво, что ее неугомонная брань воспринималась спасительной тишиной или райским пением.
Между делом досталось и Татьяне — княгиня терзала ее причудливыми капризами, то гоняя в погреб за холодненьким, то требуя согреться. И при этом ворчала на ее медлительность и нерасторопность и грозила отдать Дмитрию на скорую расправу. В конце концов, Татьяна зарыдала и попросила разрешения уйти. Хозяйка позволила, но с такой откровенной и театральной вынужденностью, что женщин вполне можно было принять за классическую комедийную пару — ни дать, ни взять старуха-опекунша и великовозрастная воспитанница на попечении маразмирующей тетушки.
Однако с приездом Лизы ни спокойнее, ни легче не стало.
Князь Петр, все еще не пришедший в себя после откровения дневника Лизы и болезненно взволнованный разговором с Корфом, сносил ее претензии молча. Он искренне винил себя вслух, но внутренне мучался непониманием своей ответственности за сумасбродство взрослых детей и нелепости склонной к фантазированию супруги. Поначалу он умолял жену хотя бы немного помолчать, но потом понял, что ее молчание будет еще более ужасным испытанием. Ибо молчать княгиня умела столь красноречиво, что ее неугомонная брань воспринималась спасительной тишиной или райским пением.
Между делом досталось и Татьяне — княгиня терзала ее причудливыми капризами, то гоняя в погреб за холодненьким, то требуя согреться. И при этом ворчала на ее медлительность и нерасторопность и грозила отдать Дмитрию на скорую расправу. В конце концов, Татьяна зарыдала и попросила разрешения уйти. Хозяйка позволила, но с такой откровенной и театральной вынужденностью, что женщин вполне можно было принять за классическую комедийную пару — ни дать, ни взять старуха-опекунша и великовозрастная воспитанница на попечении маразмирующей тетушки.
Однако с приездом Лизы ни спокойнее, ни легче не стало.