От боли в груди и в ушибленной лодыжке Габриэла едва не теряла сознание, но она слишком боялась не выйти к завтраку.
— Ты сегодня поздно, — не поднимая взгляда от газеты, приветствовала ее Элоиза.
— Прости, мамочка, — прошептала девочка. Говорить было больно, но она знала, что ответить необходимо.
Для своего же блага.
— Налей себе стакан молока и возьми овсянку, — сказала Элоиза, которой очень не хотелось отрываться от чтения. — Если ты, конечно, проголодалась… — добавила она.
Габриэла беспомощно оглянулась по сторонам, но, прежде чем она успела что-нибудь сказать, Джон положил ей полную тарелку, овсянки, которая уже успела остыть. Он как раз наливал в стакан молоко, когда Элоиза, дочитав заинтересовавшую ее статью, подняла голову.
— Ты все время ее балуешь, — недовольно произнесла она. — Ты что, хочешь совсем испортить ребенка?
И она посмотрела на него с нескрываемой злобой, которая, впрочем, не имела никакого отношения к Габриэле. Джон провинился, и Элоиза хотела напомнить ему об этом. Хотя она всегда одергивала его, когда он пытался сделать что-то для девочки.
— Сегодня воскресенье, Эл, — ответил Джон с таким видом, будто это все объясняло. — Хочешь еще кофе, дорогая?
— Нет, спасибо, — коротко ответила Элоиза. — Я должна идти одеваться. — Она с угрозой посмотрела на дочь. — Да и тебе пора, если не хочешь опоздать в церковь. Сегодня наденешь розовое платье и такую же кофточку.. Она завоевала право быть счастливой, но, только найдя в себе силы встретиться со своим прошлым и простить предавших ее, она смогла стряхнуть с себя бремя вины и начать новую жизнь, свободную от горечи и обид…