Она хохотала громко, от всей души, и ее грудной смех радостно отзывался в душе Гэвина. Когда ветром сорвало шляпу и она покатилась по пыльной дороге, Кристабель рассмеялась еще громче. Ей было радостно от ощущения того, что она умело правит не только лошадью и коляской, но и своей судьбой.
Гэвин пытался вспомнить, когда он сам последний раз испытывал такое ничем не омраченное счастье. Наверное, когда был совсем маленьким мальчиком. Еще до того, как его мать отказалась от безнадежных попыток уговорить Принни по-прежнему выплачивать им содержание. И они вынуждены были переезжать из одних меблированных комнат в другие, которые оказывались всякий раз хуже предыдущих.
В возрасте двенадцати лет он оказался совсем один на холодных улицах.
Берн тряхнул головой, пытаясь прогнать грустные воспоминания, и положил руку на спинку сиденья за спиной Кристабель.
— Я заметил, у вашего дворецкого повязка на глазу. Почему?
— Он ослеп, когда шальная пуля попала ему в скулу.
— Надеюсь, не из вашего пистолета?
— Разумеется, нет! Он воевал. А после ранения ему пришлось уйти из армии, и мы взяли его к себе.
— Вы с Хавершемом? Или только вы?
— Он был в отряде мужа. — Кристабель пожала плечами. — Не могла же я допустить, чтобы он голодал?
— Некоторые смогли бы.
Губы Кристабель сжались в прямую тонкую линию.
— Только те, кто не умеет ценить жертвы, которые приносят за них наши солдаты на полях сражений.. Да здравствует король!