Ночной карнавал   ::   Крюкова Елена Николаевна

Кази взяла со стола грушу и апельсин — яркие аляповатые фрукты горой лежали в фаянсовой дешевой вазе — кинула грушу голой подружке, сама стала чистить померанец, глубоко, как кошка, вонзая ногти в оранжево сияющую шкуру плода.

— Измучал тебя твой иностранец?

— Они все такие. С причудами. Сделай им то, покажи им это. Зато платят щедро. Мадам довольна. — Нагая криво усмехнулась, снова блеснули великолепные хищные зубы, похожие на крупный отборный жемчуг. — А я недовольна.

Кази подсела к подруге, доедая апельсин. В воздухе тесного, заваленного грудой подушек и думок, прокуренного будуара висел острый запах цитрусовой разломанной корки, напоминающий детство и Рождество. Часы, висящие на стене над головами женщин, пробили три.

Ночь. Глухая ночь. Девушки, не пора ли спать? Или придет новый гость? Черный человек?.. А может, синий….. или красный?..

— Чем же ты недовольна, Мадлен?.. Вот отработаешь свое… по контракту… и гуляй на все четыре стороны…..

— Гуляй?! — Голая взвилась. — От мадам гульнешь! Она выжмет из тебя все соки. А потом плюнет, как ты плюешь….. эту апельсиновую косточку… Она будет держать тебя здесь до последнего. А когда наступит это последнее… тогда уже… тебе будет… все равно. Мне и сейчас уже… все равно.

— Врешь! — Вскрик Кази отозвался звоном в фарфоровых чашках и хрустальных бокалах, сгрудившихся на неприбранном столе. — Тебе не все равно! Тебе так же хочется жить, как и нам всем! Вырваться отсюда! Выйти замуж! Родить детей! Жить с мужем счастливо! И…

—.. и умереть с ним в один день.

Язвительная улыбка снова скривила роскошные губы Мадлен. Полный, персиково-нежный, чувственный рот.