JК
Петербургская кукла, или Дама птиц (Ольга Судейкина-Глебова) :: Арсеньева Елена
Страница: 10 из 10Но увы… она получила отставку! Мрачный, ухающий, как филин, Соллогуб (именно его, кстати, изобразил в виде доктора-филина Алексей Толстой в «Приключениях Буратино») оказался прав насчет «изменщика и злодея».
Конечно, с его стороны имело место отнюдь не платоническое обожание. Соллогуб страстно эту женщину желал и злился люто за то, что не мог ее заполучить. Он считал, что страдать по красивой девочке – «мне ни к лицу и не по летам, пора, пора мне быть умней!», скрывал «огонь любви в душе моей» за пустенькими смешками:
Какая тварка Оленька Судейкина!
Не знаю, как ее назвать.
Полить ее из крупной лейки на —
добно и после постегать.
А «тварку» он в конце концов все же заполучил. Но гораздо позже, потом, после того, как ее сердце разбил-таки «изменщик и злодей». Но только вот какой вышел казус, какая закавыка: не соперница-разлучница погубила счастье Ольги – его погубил… соперник-разлучник. У Сергея был близкий друг по имени Михаил Кузмин. Знаменитый поэт, утонченное, изысканное существо, красавец совершенно в декадентском стиле – лишенный примет мужественности, изломанный Пьеро, томное нечто… Талант его был сверкающий и несравненный, нездешний, нерусский. Талант, вообще чуждый земному. Ольгой Михаил восхищался искренне как волшебно красивым созданием. Он посвящал ей многие стихи, исполненные рыцарского преклонения перед прекрасной дамой. Вернее, не рыцарского, а скорее поэтического – ну какой же из томного Кузмина рыцарь, он, пожалуй, трубадур. Взять вот хотя бы эти стихи:
Стояли холода, и шел «Тристан».
Конечно, с его стороны имело место отнюдь не платоническое обожание. Соллогуб страстно эту женщину желал и злился люто за то, что не мог ее заполучить. Он считал, что страдать по красивой девочке – «мне ни к лицу и не по летам, пора, пора мне быть умней!», скрывал «огонь любви в душе моей» за пустенькими смешками:
Какая тварка Оленька Судейкина!
Не знаю, как ее назвать.
Полить ее из крупной лейки на —
добно и после постегать.
А «тварку» он в конце концов все же заполучил. Но гораздо позже, потом, после того, как ее сердце разбил-таки «изменщик и злодей». Но только вот какой вышел казус, какая закавыка: не соперница-разлучница погубила счастье Ольги – его погубил… соперник-разлучник. У Сергея был близкий друг по имени Михаил Кузмин. Знаменитый поэт, утонченное, изысканное существо, красавец совершенно в декадентском стиле – лишенный примет мужественности, изломанный Пьеро, томное нечто… Талант его был сверкающий и несравненный, нездешний, нерусский. Талант, вообще чуждый земному. Ольгой Михаил восхищался искренне как волшебно красивым созданием. Он посвящал ей многие стихи, исполненные рыцарского преклонения перед прекрасной дамой. Вернее, не рыцарского, а скорее поэтического – ну какой же из томного Кузмина рыцарь, он, пожалуй, трубадур. Взять вот хотя бы эти стихи:
Стояли холода, и шел «Тристан».