Полет длиною в жизнь   ::   Стил Даниэла

В конце концов все друзья и подруги Кейт совершенно позабыли о том, что Кларк — не ее родной отец, а со временем она и сама перестала об этом вспоминать. Или почти перестала. Лишь изредка, оставаясь одна, Кейт думала о Джоне Бэррете, но он казался ей таким далеким, что она воспринимала его скорее как символ, чем как реального человека. Гораздо четче, чем его образ, в ее памяти запечатлелось ощущение одиночества, растерянности и страха, которые она пережила после его смерти.

Впрочем, об этом Кейт старалась не думать. Дверь, ведущая в эту часть ее сознания, была закрыта, и она предпочитала никогда ее не открывать. Да и не в характере Кейт было сосредоточиваться на грустном или подолгу предаваться печали. Она принадлежала к той редкой категории людей, внутри которых словно вставлен мощный мотор, с неудержимой силой несущий их от прошлого к будущему, от печали — к радости, и эту радость Кейт щедро дарила окружающим. Ее звонкий смех, ее сияющие синие глаза, в которых прыгали озорные искры, создавали вокруг Кейт своеобразную ауру жизнелюбия и безмятежного счастья, которая распространялась и на тех, кто оказывался рядом с ней.

Это обстоятельство особенно радовало Кларка, который никогда не забывал о том, что он не родной отец Кейт. По обоюдному молчаливому согласию они никогда не говорили об этом с тех самых пор, когда Кларк, вернувшись домой со всеми необходимыми документами, коротко сказал девочке: «Дело улажено», и Кейт, кивнув, вернулась к своим куклам. Эта глава в их жизни была прочитана и закрыта, и ни тот, ни другая не желали к ней возвращаться.