JК
Полет ворона :: Вересов Дмитрий
Страница: 527 из 603Воля, Гус, воля!
Даже не оглянувшись на надзирателя, он подбежал к койке Гуса и крепко поцеловал его — сначала в лысину, потом в усатые губы.
— Ты, дунька, давай там поживее, мне сменяться пора! — для порядку прикрикнул с порога контролер.
— Не дунька, а Люська, с вашего позволения! — гордо ответил Шоколадка. — А вам и вовсе «товарищ Захаржевский».
— Прошмандовка тебе товарищ, — отозвался надзиратель.
— Ладно, Васенька, не бухти, — добродушно заметил Наум Елисеевич. — Дай с корешем попрощаться... Ну, бывай здоров, Шоколадка, нажрись там за меня до усрачки.
— Ходку кончишь — вместе нажремся... Я буду ждать тебя, Гус.
Они еще раз крепко поцеловались.
— Ну вы, бля, во-още, — недовольно пробурчал надзиратель. — С утра не жрамши.
Наум Елисеевич похлопал кореша по спине.
— Ну, давай, Шоколадка, топай, не обижай сержанта. Через пятнадцать минут Никита Захаржевский, а ныне Люсьен Шоколадов, выйдя из ворот, впервые за три недели вдохнул воздух свободы. Перейдя улицу, он повернулся, посмотрел на покинутое им унылое здание за высокой и толстой стеной, перекрестился и трижды поклонился ему.
— Спасибо тебе, Тишина-матушка, спасибо тебе, Гус-батюшка, — прошептал он. — Исцелили вы безумие мое, очистили душу мою...
Он смахнул слезу, отвернулся и решительно зашагал по безлюдной улице.
Даже не оглянувшись на надзирателя, он подбежал к койке Гуса и крепко поцеловал его — сначала в лысину, потом в усатые губы.
— Ты, дунька, давай там поживее, мне сменяться пора! — для порядку прикрикнул с порога контролер.
— Не дунька, а Люська, с вашего позволения! — гордо ответил Шоколадка. — А вам и вовсе «товарищ Захаржевский».
— Прошмандовка тебе товарищ, — отозвался надзиратель.
— Ладно, Васенька, не бухти, — добродушно заметил Наум Елисеевич. — Дай с корешем попрощаться... Ну, бывай здоров, Шоколадка, нажрись там за меня до усрачки.
— Ходку кончишь — вместе нажремся... Я буду ждать тебя, Гус.
Они еще раз крепко поцеловались.
— Ну вы, бля, во-още, — недовольно пробурчал надзиратель. — С утра не жрамши.
Наум Елисеевич похлопал кореша по спине.
— Ну, давай, Шоколадка, топай, не обижай сержанта. Через пятнадцать минут Никита Захаржевский, а ныне Люсьен Шоколадов, выйдя из ворот, впервые за три недели вдохнул воздух свободы. Перейдя улицу, он повернулся, посмотрел на покинутое им унылое здание за высокой и толстой стеной, перекрестился и трижды поклонился ему.
— Спасибо тебе, Тишина-матушка, спасибо тебе, Гус-батюшка, — прошептал он. — Исцелили вы безумие мое, очистили душу мою...
Он смахнул слезу, отвернулся и решительно зашагал по безлюдной улице.