JК
Путешественник :: Бенцони Жюльетта
Страница: 12 из 422То были мгновения бесконечной нежности и счастья; он бережно хранил их в своем сердце, чтобы вновь насладиться ими в минуты одиночества.
Гийом был в имении, когда началась осада. Луи Вергор тоже поспешил отправить своих женщин в деревню, чтобы обеспечить им пропитание. К тому же вскоре началось строительство форта в Фулонской бухте, которым ему было поручено командовать.
Узнав об осаде, доктор Тремэн лишь пожал плечами, но Адам Тавернье, всегда такой же молчаливый, как и его друг индеец, в бешенстве выкрикнул что-то и плюнул на землю, приведя этим Гийома в крайнее замешательство. Но мальчику ничего не удалось выяснить, никто из мужчин не проронил больше ни слова, а расспрашивать отца он не решился. Обычно Гийом разговаривал с Тавернье, но на сей раз не осмелился этого сделать из-за странного огня, горевшего в его глазах; он напоминая пламя, вырывающееся во время выстрела из дула карабина…
В то утро, шестого сентября, Гийом помогал Коноке чинить сбрую, как вдруг шум упряжки и резкие возгласы заставили их выбежать из пристройки на улицу. Крик раздавался с небольшой, тяжело нагруженной двуколки, на которой поверх багажа восседала госпожа Вергор дю Шамбон в компании своей дочери и Жозефины. А кричала, конечно же, Милашка-Мари, и причину ее крика было нетрудно понять: она звала своего друга. Прерываемый рыданиями и ставший от печали необыкновенно пронзительным, голосок взывал: «Глий!.. Глий!.. Хочу Глия!..»
Индеец не успел его остановить, а мальчик уже бросился вперед.
Гийом был в имении, когда началась осада. Луи Вергор тоже поспешил отправить своих женщин в деревню, чтобы обеспечить им пропитание. К тому же вскоре началось строительство форта в Фулонской бухте, которым ему было поручено командовать.
Узнав об осаде, доктор Тремэн лишь пожал плечами, но Адам Тавернье, всегда такой же молчаливый, как и его друг индеец, в бешенстве выкрикнул что-то и плюнул на землю, приведя этим Гийома в крайнее замешательство. Но мальчику ничего не удалось выяснить, никто из мужчин не проронил больше ни слова, а расспрашивать отца он не решился. Обычно Гийом разговаривал с Тавернье, но на сей раз не осмелился этого сделать из-за странного огня, горевшего в его глазах; он напоминая пламя, вырывающееся во время выстрела из дула карабина…
В то утро, шестого сентября, Гийом помогал Коноке чинить сбрую, как вдруг шум упряжки и резкие возгласы заставили их выбежать из пристройки на улицу. Крик раздавался с небольшой, тяжело нагруженной двуколки, на которой поверх багажа восседала госпожа Вергор дю Шамбон в компании своей дочери и Жозефины. А кричала, конечно же, Милашка-Мари, и причину ее крика было нетрудно понять: она звала своего друга. Прерываемый рыданиями и ставший от печали необыкновенно пронзительным, голосок взывал: «Глий!.. Глий!.. Хочу Глия!..»
Индеец не успел его остановить, а мальчик уже бросился вперед.