JК
Последний самурай :: Воронин Андрей
Страница: 55 из 456А когда твои подчиненные начинают обсуждать твои приказы, ссылаясь при этом на Омара Хайяма… Тут, знаешь ли, и до новой культурной революции недалеко.
– Но я-то больше не ваш подчиненный, – с улыбкой сказал Иларион.
– Слава Богу. В смысле, очень жаль. Вернуться еще не надумал?
– Нет, товарищ генерал, не надумал. И вряд ли надумаю. Только не надо говорить, что глупо обижаться и что, дескать, пора перестать дуться. Я не дуюсь и не кокетничаю. Просто этот период моей жизни закончился, начался новый. Тесновато мне стало в форме, товарищ генерал.
– Ну и как, на гражданке просторнее? – сердито спросил Федотов.
Забродов подобрал упавший на сколоченный из потемневших сосновых досок стол желтый березовый листок и сунул его черенком в угол рта.
– Мы живем в печальном мире, – сказал он, – который не напрасно называют юдолью скорби. Все мы, по мнению некоторых авторитетных людей, сосланы сюда за прошлые прегрешения и будем рождаться здесь снова и снова, пока не достигнем духовного совершенства и не освободимся от груза кармы. Какой уж тут простор, когда к середине жизни начинаешь понимать, что вместо того, чтобы искупать грехи, долгие годы занимался тем, что совершал новые.
– Трепач, – проворчал генерал. – Так тебе и надо. Вот пускай бы эта баба тебя окрутила. Не понимаю, почему ты сопротивляешься? Сидели бы всю жизнь на диване и разводили философию пополам с поэзией.
– Поэзия – та же философия, только рифмованная, – возразил Иларион. – Я имею в виду хорошую поэзию конечно. Хотя нет. – Он оживился и выплюнул березовый листок.
– Но я-то больше не ваш подчиненный, – с улыбкой сказал Иларион.
– Слава Богу. В смысле, очень жаль. Вернуться еще не надумал?
– Нет, товарищ генерал, не надумал. И вряд ли надумаю. Только не надо говорить, что глупо обижаться и что, дескать, пора перестать дуться. Я не дуюсь и не кокетничаю. Просто этот период моей жизни закончился, начался новый. Тесновато мне стало в форме, товарищ генерал.
– Ну и как, на гражданке просторнее? – сердито спросил Федотов.
Забродов подобрал упавший на сколоченный из потемневших сосновых досок стол желтый березовый листок и сунул его черенком в угол рта.
– Мы живем в печальном мире, – сказал он, – который не напрасно называют юдолью скорби. Все мы, по мнению некоторых авторитетных людей, сосланы сюда за прошлые прегрешения и будем рождаться здесь снова и снова, пока не достигнем духовного совершенства и не освободимся от груза кармы. Какой уж тут простор, когда к середине жизни начинаешь понимать, что вместо того, чтобы искупать грехи, долгие годы занимался тем, что совершал новые.
– Трепач, – проворчал генерал. – Так тебе и надо. Вот пускай бы эта баба тебя окрутила. Не понимаю, почему ты сопротивляешься? Сидели бы всю жизнь на диване и разводили философию пополам с поэзией.
– Поэзия – та же философия, только рифмованная, – возразил Иларион. – Я имею в виду хорошую поэзию конечно. Хотя нет. – Он оживился и выплюнул березовый листок.