Последний суд   ::   Пирс Йен

Мюллер окинул его пристальным, слегка удивленным взглядом, затем рассмеялся;

— Я сказал что-то смешное?

— Вы, должно быть, хотели сказать: «Чего ради он тратил время на поиски абсолютно заурядной картины? Может быть, ему известно нечто такое, чего я не знаю… »

Аргайл признался, что мыслил примерно в этом направлении, хотя в принципе картина ему нравится.

— Лично я люблю такие вещи, но я — исключение, во всяком случае, так говорит одна моя знакомая. Она утверждает, что людей, разделяющих мои вкусы, можно пересчитать по пальцам.

— Возможно, она права. Но я приобрел ее отнюдь не ради эстетического удовольствия.

— Нет?

— Нет. Картина принадлежала моему отцу. Я хотел побольше узнать о своих корнях. Можно сказать, что мною руководила сыновняя любовь.

— О, понимаю. — Аргайл сел на корточки и принялся развязывать тугой узел, державший всю конструкцию. «Если Мюллером движет желание узнать о своих корнях, — подумал он, — расспросы лучше прекратить, не то он выложит мне всю свою родословную». Узел никак не хотел развязываться; похоже, вчера вечером, упаковывая картину, он несколько перестарался.

— Всего картин было четыре, — продолжил Мюллер, завороженно наблюдая за манипуляциями Джонатана. — Все они были написаны в восьмидесятые годы восемнадцатого столетия. «Казнь Сократа» — последняя из них.

— Это большое везение, что вам удалось найти ее, — заметил Аргайл. — Остальные три вы тоже хотите приобрести?

Мюллер покачал головой.

— Я думаю, одной вполне достаточно. Как я уже сказал, меня не интересует ее художественная ценность.

Аргайл наконец справился с последним узлом и освободил картину от бумаги.