Последняя граница   ::   Маклин Алистер

Рейнольдс ничего не сказал, да и что можно было сказать. От Янчи он знал, что Граф потерял все и всех.

– Меня взяли, когда ему было три года, – с нежностью продолжал Граф. – Как сейчас его вижу: стоит на снегу, удивляется и ничего не понимает. Я думаю о нем каждую ночь, каждый день моей жизни. Выжил ли он? Кто вырастил его? Есть ли у него одежда, чтобы спастись от холода? А как он сейчас? Какой он – высокий, худой или наоборот? Может, никому он не был нужен, но, видит Бог, он был таким маленьким, мистер Рейнольдс. Я постоянно думаю, как он сейчас выглядит, я всегда об этом думаю. Какая у него улыбка, как он играет, бегает, я всю жизнь хотел оказаться рядом с ним, видеть, как он растет и развивается, – это чудо, но все это для меня, увы, потеряно. Он был всем, для чего я жил эти годы. Но к каждому человеку приходит озарение истины, и этим утром ко мне пришло озарение. Этим утром. Я никогда не увижу своего мальчика. Да хранит его Господь!

– Извините, – виновато сказал Рейнольдс. – Мне ужасно жаль. – И тут же пробормотал: – Нет, не то, не знаю, почему я это сказал. Я рад, что спросил вас о сыне.

– Это странно, но я тоже рад, что рассказал вам о нем. – Граф выпил бренди, опять наполнил стакан, бросил взгляд на часы и, когда заговорил, снова превратился в прежнего Графа с четким, ясным и ироничным голосом. – Пора. Три часа прошли. Больше мы здесь оставаться не можем. Только сумасшедший может доверять Гидашу.

– Все-таки Дженнингс пойдет?

– Да.