JК
Табу :: Гейдж Элизабет
Страница: 6 из 714Это было ее собственное прощание – и последнее.
Она не плакала. У нее уже больше не осталось слез.
В ее ушах до сих пор звучали слова, услышанные с экрана всего несколько мгновений назад. Слова, которые, казалось, больше говорили о всей ее жизни, чем ее собственная память.
– Мне кажется, что я сотворила грех, сама того не понимая, и вот потому-то ты и покидаешь меня теперь…
Это – преступление, за которое надо платить…
Теперь экран был пуст. Она сидела в одиночестве в пустом кинотеатре, глядя на занавес, который повис перед ней, как саван. Никто не обратил на нее внимания, когда покидал кинотеатр. Сердца зрителей были все еще полны образами, которые только что жили на экране. Даже если бы они и заметили, они не узнали бы ее – такой разительной была разница между незабываемым образом на экране и обыкновенным человеческим существом.
Но они были погружены в себя. Так всегда обстояло дело с фильмами. Отвлечь глаз от чего-либо реального, близкого – на расстоянии вытянутой руки – и приковать его к чему-то нереальному, иллюзии… Она хорошо знала, что иллюзия может быть дверью, открытой лишь злу и пустоте. Но только сейчас она поняла, что эта же самая иллюзия может быть дверью, которая вела к глубочайшей правде сердца. Джозеф Найт научил ее этому.
А может быть, думала она, была еще одна причина, по которой они не узнали ее. Потому что она не была теперь прежней. И не будет больше никогда.
Она не плакала. У нее уже больше не осталось слез.
В ее ушах до сих пор звучали слова, услышанные с экрана всего несколько мгновений назад. Слова, которые, казалось, больше говорили о всей ее жизни, чем ее собственная память.
– Мне кажется, что я сотворила грех, сама того не понимая, и вот потому-то ты и покидаешь меня теперь…
Это – преступление, за которое надо платить…
Теперь экран был пуст. Она сидела в одиночестве в пустом кинотеатре, глядя на занавес, который повис перед ней, как саван. Никто не обратил на нее внимания, когда покидал кинотеатр. Сердца зрителей были все еще полны образами, которые только что жили на экране. Даже если бы они и заметили, они не узнали бы ее – такой разительной была разница между незабываемым образом на экране и обыкновенным человеческим существом.
Но они были погружены в себя. Так всегда обстояло дело с фильмами. Отвлечь глаз от чего-либо реального, близкого – на расстоянии вытянутой руки – и приковать его к чему-то нереальному, иллюзии… Она хорошо знала, что иллюзия может быть дверью, открытой лишь злу и пустоте. Но только сейчас она поняла, что эта же самая иллюзия может быть дверью, которая вела к глубочайшей правде сердца. Джозеф Найт научил ее этому.
А может быть, думала она, была еще одна причина, по которой они не узнали ее. Потому что она не была теперь прежней. И не будет больше никогда.