Торговка   ::   Истомина Дарья

Чудны дела твои, Господи! Как раньше на партсобрание, так нынче в храм божий! Там хорошо думается. Но теперь уже все смололось, муку заново не перемелешь и новых хлебов не испечешь. Гаснет печечка…

Я вдруг поняла, что этой почти чужой женщине очень страшно и очень одиноко, и говорит она так много, с непривычной угрюмой откровенностью просто оттого, что говорить ей не с кем. Наверное, с Лориком она так не откровенничает. Он ведь не ее сын, а я, как ни поворачивай, своя, родная…

Но как выяснилось, я ошибалась. Крепко ухватив меня за руки, Долли приблизила ко мне изможденное лицо и умоляюще и хрипло зашептала, чтобы я теперь же, немедленно, дала честное слово, что, когда она уйдет, я не оставлю Лорика одного, без постоянного присмотра, потому что я старше и я сильная, а он совершенно не от мира сего, ничего толком о настоящей жизни не знает и абсолютно беспомощен в быту. Она, Долли, страшно боится, что на квартиру и все прочее добро клюнет какая-нибудь прохиндейка, женит на себе Лорика, и ему будет очень плохо.

Я всерьез разозлилась. Мне было что ей сказать, но я не могла. Это было бы все равно что убить беспомощного ребенка. И я бормотала через силу и нехотя что-то обещающее, потому что Долли все больше становилась похожа на сумасшедшую. Она то смеялась, то плакала, а потом сняла со своей жилистой, набухшей узлами, как старый корень, шеи крестик на тонкой цепочке, заставила меня поцеловать его в знак того, что не нарушу своего слова, а потом дрожащими и слабыми руками повесила крестик мне.