Страница:
17 из 307
– Сам-то – плюнуть не на что! Вот и займалишь…
Артамонов непременно бы солоно ответил ей, если бы вдруг в воздухе не запахло кашей. Солдаты потянулись к походной кухне, на ходу развязывая кисеты, мешая к кухонному дыму табачный.
– Что ж ты, Пахом, кашу не караулишь? – ворчат солдаты. – Подгорела, кажись! Что ж не мешал?
– Да мешал я, братцы! Бог свидетель, мешал! – оправдывался кашевар. – Это все энта ведьма кашу сглазила. Глядите, глаз какой черный! А я мешал…
У плетня стояла статная казачка с глазами, черными как агаты, и с усмешкой смотрела на мужицкую стряпню.
– Ну давай своей каши подгорелой, сглаженной, – говорил Артамонов, подставляя котелок. – Не жалей, Пахом, клади с верхом!
Солдаты, вполне удовлетворенные объяснением кашевара, оживились, застучали котелками, загоготали, кивая на черноглазую. Жестами они приглашали ее отведать их простой солдатской еды.
– Агашка! – раздался с ближайшего двора строгий женский голос. – Что встала, дылда?! Тебя куда послали? Весь век тебя ожидать?
Казачка вспыхнула, встрепенулась, и всем сразу стало видно, что она совсем еще молоденькая девка. Но особую щегольскую казацкую походку она уже усвоила. Несколько нервную, порывистую, выбивающую чувяками пылевые облачка из земли.
Агашка была дочкой хорунжего Тимофея Рудых, самого богатого казака в станице. Несколько казацких семей прозрачно намекали дядьке Тимофею, что невеста уже созрела, как наливное яблочко.
|< Пред. 15 16 17 18 19 След. >|