JК
Жених поневоле :: Джонсон Сьюзен
Страница: 5 из 52Видно, кто-то из упившихся ценителей музыки осерчал на то, что аккомпанемент, под который он предавался плотским утехам, столь внезапно смолк.
В узких и тускло освещенных сенях, за которыми было спасительное крыльцо, музыканты дружно и с облегчением вздохнули.
— Слава тебе, господи, мы не увидим князя до вечера, а там, глядишь, и похмелье пройдет, — сказал старший цыган. — По утрам с раскалывающейся головой да с пересохшей глоткой он всего страшней.
— Да, что-то нынче он был мрачнее тучи. Видать, наскучила ему его нынешняя зазноба, — сказал второй скрипач устало.
— Ничего, Таня умеет развеять грусть-тоску. Светает уж, пора и на боковую, — заметил младший из музыкантов.
В алькове Ники опустил свою ношу на кровать и тут же поднес ко рту бутылку. Коньяк теплой струей полился в горло. «Что за наслаждение — коньяк! — с пьяной благодарностью подумал он. — Не будь его, жизнь казалась бы совсем невыносимой».
Ники плюхнулся на кровать рядом с Таней, поставил бутылку на пол и начал стаскивать сапоги. Таня отползла в дальний угол широченного ложа и села, прислонившись спиной к висевшему на стене гобелену, не спуская с него глаз.
— Неохота мне, — вдруг сообщила она, надув губки.
Николай бросил короткий взгляд на вжавшуюся в стену девушку и продолжал раздеваться.
— Ты уж лучше разохоться, — буркнул он мрачно.
В глазах красавицы-брюнетки сверкнул огонь.
В узких и тускло освещенных сенях, за которыми было спасительное крыльцо, музыканты дружно и с облегчением вздохнули.
— Слава тебе, господи, мы не увидим князя до вечера, а там, глядишь, и похмелье пройдет, — сказал старший цыган. — По утрам с раскалывающейся головой да с пересохшей глоткой он всего страшней.
— Да, что-то нынче он был мрачнее тучи. Видать, наскучила ему его нынешняя зазноба, — сказал второй скрипач устало.
— Ничего, Таня умеет развеять грусть-тоску. Светает уж, пора и на боковую, — заметил младший из музыкантов.
В алькове Ники опустил свою ношу на кровать и тут же поднес ко рту бутылку. Коньяк теплой струей полился в горло. «Что за наслаждение — коньяк! — с пьяной благодарностью подумал он. — Не будь его, жизнь казалась бы совсем невыносимой».
Ники плюхнулся на кровать рядом с Таней, поставил бутылку на пол и начал стаскивать сапоги. Таня отползла в дальний угол широченного ложа и села, прислонившись спиной к висевшему на стене гобелену, не спуская с него глаз.
— Неохота мне, — вдруг сообщила она, надув губки.
Николай бросил короткий взгляд на вжавшуюся в стену девушку и продолжал раздеваться.
— Ты уж лучше разохоться, — буркнул он мрачно.
В глазах красавицы-брюнетки сверкнул огонь.