Страница:
48 из 257
Мельком взглянула на себя в зеркало: глаза — как у испуганного оленя, лицо — бледное от смертельного страха; и тут же отвернулась, зная, что чем больше будет разглядывать себя, тем больше разнервничается.
Как она предполагала, отец был в курительной комнате. Он сидел справа от камина, развалясь на своем обычном стуле и вытянув перед собой ноги в заляпанных грязью охотничьих сапогах, которые он так и не снял; в камине разожгли большой огонь, и от его белых бриджей и алой куртки шел пар. Под рукой стояла неизменная бутылка портвейна, а напротив сидела его жена.
Леди Харриет жаловалась на что-то своим тонким пронзительным голосом, и хотя сквайр удостаивал ее односложными репликами, она довольствовалась такой аудиторией, пусть не очень внимательной, чтобы высказать свои горести.
— А я ей отвечаю: «Может, это для вас хорошо, а для меня — так не очень», — говорила мачеха, когда Гизела входила в комнату.
Леди Харриет услышала, как за девушкой закрылась дверь, и резко обернулась.
— Итак, ты вернулась, Гизела, — сказала она, — Давно пора. Где ты была? Я бы хотела знать. Твой отец уже полчаса как дома. Я только что ему сказала, что если это будет продолжаться, можете распрощаться со своей охотой, миледи. В доме полно работы, а ты, вместо того чтобы заняться делом, носишься по полям, растрепанная, как чучело, и заигрываешь с мужчинами.
Гизела подошла поближе к камину и, слегка заикаясь от волнения, обратилась к отцу:
— Папа… я должна… тебе что-то сообщить.
|< Пред. 46 47 48 49 50 След. >|