JК
Алмаз - камень хрупкий :: Валаев Рустем
Страница: 196 из 263Потом она упала, как тряпка, в красную лужицу, и белая ее грудка окрасилась в ярко-рубиновый цвет, стала такой же, как александрит при свете огарка свечи. Рамазан не подошел к убитой птице, не поднял ее. На душе было какое-то гнетущее чувство, словно что-то омерзительно - гадкое совершил он: никому нельзя об этом рассказать, но и забыть невозможно,
Почему он вспомнил сейчас, через десятки лет, об этой птице, о кроваво-рубиновых каплях на снегу? Вероятно, потому, что полковник сам теперь, как та птица, умирает, истекая кровью. Еще месяц, два, три, в лучшем случае год, и не станет Рамазана Гафарова, Ведь чудес на свете не бывает.
Но чудо случилось.
В один из ничем не примечательных дней, перед заутреней, в камеру к больному Гафарову пришли сам настоятель монастыря и начальник охраны. Подойдя к краю топчана, игумен заговорил вкрадчивым голосом.
-- Вас затребовали в Петербург, в Правительственную канцелярию. Умудренный опытом, склонен думать, что сие на предмет вашего обмена. Полагаю, что вы на нас не в обиде. Мы к вам относились с христианским милосердием, невзирая на ваше иноверие. Надеюсь, жалоб с вашей стороны ни в Синод, ни в канцелярию не последует.
И, не дожидаясь ответа, вышел из камеры. Поручик козырнул и, щелкнув каблуками, удалился вслед за архимандритом.
Рамазану захотелось вскочить с постели, выбежать во двор кремля и ходить, ходить быстрыми шагами вперед и назад, вперед и назад... Но он отлично понимал, что двигаться -- даже на постели -- ему нужно медленно, не напрягаясь, иначе может случиться...
Почему он вспомнил сейчас, через десятки лет, об этой птице, о кроваво-рубиновых каплях на снегу? Вероятно, потому, что полковник сам теперь, как та птица, умирает, истекая кровью. Еще месяц, два, три, в лучшем случае год, и не станет Рамазана Гафарова, Ведь чудес на свете не бывает.
Но чудо случилось.
В один из ничем не примечательных дней, перед заутреней, в камеру к больному Гафарову пришли сам настоятель монастыря и начальник охраны. Подойдя к краю топчана, игумен заговорил вкрадчивым голосом.
-- Вас затребовали в Петербург, в Правительственную канцелярию. Умудренный опытом, склонен думать, что сие на предмет вашего обмена. Полагаю, что вы на нас не в обиде. Мы к вам относились с христианским милосердием, невзирая на ваше иноверие. Надеюсь, жалоб с вашей стороны ни в Синод, ни в канцелярию не последует.
И, не дожидаясь ответа, вышел из камеры. Поручик козырнул и, щелкнув каблуками, удалился вслед за архимандритом.
Рамазану захотелось вскочить с постели, выбежать во двор кремля и ходить, ходить быстрыми шагами вперед и назад, вперед и назад... Но он отлично понимал, что двигаться -- даже на постели -- ему нужно медленно, не напрягаясь, иначе может случиться...