Алмаз - камень хрупкий   ::   Валаев Рустем

На первом кумачовом плакате, который я тогда увидел, меня поразила надпись: "Прочь с дороги, глушители революции!" Сознайтесь, Хаджи-Мурат, это вы придумали столь пафосный клич? Вы тогда были молоды и, вероятно, мечтали стать поэтом.

Почти всю астраханскую степь мы проехали при благоприятной погоде, и только где-то уже под Яндыками нас захватил самум.

Небо внезапно потускнело. Солнце, похожее на огромный медный таз, нырнуло в черно-бурую тучу, и сразу же по пескам побежали серо - лиловые тени. Откуда-то издалека долетели резкие порывы ветра, крутящие гигантские столбы больно хлещущего песка, и вся пустыня погрузилась в рыжую мглу... Но так же неожиданно, как и налетел, смерч вдруг стих. Исчез оранжевый занавес песка, и совсем неожиданно из тучи выплыл медный таз.

И только новые серповидные барханы свидетельствовали о недавно пронесшейся буре.

Но вот, наконец, и Астрахань. Я, уже заболев тифом, но еще не зная об этом, пошатываясь, вхожу в кабинет Кирова и передаю заветный пакет.

Сергей Миронович разрывает конверт, быстро скользит взглядом по четко исписанным листам, затем вместе с Квиркелия переходит к противоположной стене, к огромной карте, унизанной красными флажками, и делает какие-то записи в своем блокноте. Я смотрю на Кирова: обожженное ледяными ветрами лицо, утомленные бессонными ночами глаза... Вспоминаю Владикавказ. Это уже не тот Сергей Миронович, от которого в детстве получал я в подарок цветные карандаши и переводные картинки.

Точно такие же карандаши и картинки дарил мне и другой замечательный человек -- Евгений Багратионович Вахтангов.