Бабаев   ::   Сергеев-Ценский Сергей

Он смотрел на нее, не понимая, а у нее теперь было хлопотливое, довольное, счастливое лицо, струилось, как пар от самовара, обволакивало его стыдливой, покорной лаской. Глаза стали даже тонкими, полными...

Часы тикали коротко и строго. Мгновенья отбрасывались от них, прямые и видные, влево и вправо по обоям с синими цветочками.

На стене, над большой кроватью с горой измятых подушек, скакал куда-то красный генерал в пухлых эполетах, все куда-то скакал, победно косясь на Бабаева, и указывал куда-то шашкой.

Пол в комнате Бабаева был желтый, стены - белые. Оттого что на столе дрожало пламя свечки, по стенам прыгала его иссиня-черная тень, и слабо колыхалась тень денщика Гудкова, пришедшего снимать с него тугие сапоги на ночь. Каждую ночь входил, прикрывая зевоту рукою, и снимал с него тугие сапоги, такие же, как у всех в полку.

- Ты спал, что ли? - спросил его Бабаев.

- Я-то? Так точно, - ответил Гудков. - Ночь на дворе.

- Ты и днем спишь... Ты страшно много спишь - ты знаешь?

- Спать - не пахать, ваше благородие... От сна вреды не происходит. Свое дело справишь и спишь.

Широкое у него было лицо, скуластое, с толстым упрямым подбородком.

Он повертел сапоги в руках, вскинул щелки маленьких глаз на Бабаева и точно в укор ему выдохнул:

- Скушно... через это и спишь!

Помолчал немного, отошел к двери, остановился:

- День-то встанет, - вон он какой дядя длинный... куды его денешь? Кабы дома, нашел бы ему укорот, дома - это так... Туды-сюды, и день весь... А здесь что? - тягость. Через это и спишь.