JК
Бабаев :: Сергеев-Ценский Сергей
Страница: 279 из 284У студента рукав шинели был надорван, и сквозила белая рубаха, и белый широкий лоб выплывал из-под фуражки.
- На баррикадах были? - спросил Бабаев. Не знал, зачем спросил; этого не нужно было.
- Да, на баррикадах, - сказал студент хрипло; откашлялся, подбросил голову и повторил громко: - На баррикадах... здесь, в первой линии...
Двое рабочих, с крепкими сочными лицами, - один с белесой бородкой, другой подросток лет восемнадцати, - глянули исподлобья.
Представился Бабаеву еще где-то дальше лежачий тополь, и ворота, и будка, и забытая команда батальонного: "Седьмой роте занять улицу..." Но смутно это было... Стоял и скользил глазами по этим трем. Молчал, но прыгали в голове звучные мысли, рвались, как залпы, ныли тонкие, как зубная боль, сыпались, как клочья снега - мирные, холодные, - откуда столько?
То хотелось подойти к ним, обнять всех трех, молодых и свежих, и сказать им: "Братцы!.." Не так, как солдатам, а задушевно, ласково: "Братцы!.. Эта страшная вера в новую жизнь - откуда она у вас?.. Этот бог обиженных, которого вы ковали, чем он выше бога обидчиков?.." Или ничего не спрашивать, просто сказать: "Братцы!" - и заплакать... Слышно было, как слезы шли к горлу.
То было знойно завидно, что какую-то новую жизнь хотели делать они, а не он, что они - широки, а он - узок, что они оторвались от себя и звонко бросились в огромное, как с борта высокой пристани в море, а он прикрепощен к самому себе и изжит...
- На баррикадах были? - спросил Бабаев. Не знал, зачем спросил; этого не нужно было.
- Да, на баррикадах, - сказал студент хрипло; откашлялся, подбросил голову и повторил громко: - На баррикадах... здесь, в первой линии...
Двое рабочих, с крепкими сочными лицами, - один с белесой бородкой, другой подросток лет восемнадцати, - глянули исподлобья.
Представился Бабаеву еще где-то дальше лежачий тополь, и ворота, и будка, и забытая команда батальонного: "Седьмой роте занять улицу..." Но смутно это было... Стоял и скользил глазами по этим трем. Молчал, но прыгали в голове звучные мысли, рвались, как залпы, ныли тонкие, как зубная боль, сыпались, как клочья снега - мирные, холодные, - откуда столько?
То хотелось подойти к ним, обнять всех трех, молодых и свежих, и сказать им: "Братцы!.." Не так, как солдатам, а задушевно, ласково: "Братцы!.. Эта страшная вера в новую жизнь - откуда она у вас?.. Этот бог обиженных, которого вы ковали, чем он выше бога обидчиков?.." Или ничего не спрашивать, просто сказать: "Братцы!" - и заплакать... Слышно было, как слезы шли к горлу.
То было знойно завидно, что какую-то новую жизнь хотели делать они, а не он, что они - широки, а он - узок, что они оторвались от себя и звонко бросились в огромное, как с борта высокой пристани в море, а он прикрепощен к самому себе и изжит...