JК
Базалетский бой (Великий Моурави - 5) :: Антоновская Анна Арнольдовна
Страница: 413 из 732А христианская Грузия, Иверская земля, цари ее и князья изначала нашей христианской веры греческого закона, - и ему бы, Аббас шахову величеству, от Грузии отступиться и, ради любви и дружбы к его царскому владычеству Михайле Федоровичу, царя Луарсаба от плена избавить и из темницы гулабской вывести. Негоже, не приличествует сану миропомазанника божьего в неволе томиться!"
Шах Аббас с высоты трона дружелюбно взирал на послов Московского царства, сочувственно вслушивался в витиеватые речи, переводимые искусным толмачом, вскидывая глаза к голубому потолку, по цвету схожему с небом в безоблачный день, а исподволь зорко следил за послами. Приходилось и послам дружелюбно взирать на шаха и вскидывать глаза к голубому потолку. И казалось князю, что не ковер под его крепкими ногами, а голубая поляна - и где-то рядом капкан. Не блюди он, посол, осторожность, - один шаг в сторону - и щелкнет железо у самой щиколотки!
Смотрел шах загадочно, а уста источали мед: "Грузинская земля, тому нет тайны, от начала времен наша! И цари и князья Гурджистана наши - шаховы служильцы и подручники. Я, шах Аббас, всегда жаловал их и берег! Но да будет свидетель аллах! Иран мой, и люди мои, и казна моя - все не мое, все божие да государя царя Михайла Федоровича. Во всем волен аллах да он - великий государь!"
Потому-то и обещал о царе Луарсабе, своем брате, позаботиться, чтобы пресеклись его муки душевные, а телесных он не ведает: живет в башне, как в замке, отказа ни в чем нет. На ковре горы выведены, белые и синие, - о Гурджистане напоминают. А устанет царь ими любоваться - есть сад тенистый, розы благоухают - глаз радуют, и соловьи поют - слух услаждают.
Шах Аббас с высоты трона дружелюбно взирал на послов Московского царства, сочувственно вслушивался в витиеватые речи, переводимые искусным толмачом, вскидывая глаза к голубому потолку, по цвету схожему с небом в безоблачный день, а исподволь зорко следил за послами. Приходилось и послам дружелюбно взирать на шаха и вскидывать глаза к голубому потолку. И казалось князю, что не ковер под его крепкими ногами, а голубая поляна - и где-то рядом капкан. Не блюди он, посол, осторожность, - один шаг в сторону - и щелкнет железо у самой щиколотки!
Смотрел шах загадочно, а уста источали мед: "Грузинская земля, тому нет тайны, от начала времен наша! И цари и князья Гурджистана наши - шаховы служильцы и подручники. Я, шах Аббас, всегда жаловал их и берег! Но да будет свидетель аллах! Иран мой, и люди мои, и казна моя - все не мое, все божие да государя царя Михайла Федоровича. Во всем волен аллах да он - великий государь!"
Потому-то и обещал о царе Луарсабе, своем брате, позаботиться, чтобы пресеклись его муки душевные, а телесных он не ведает: живет в башне, как в замке, отказа ни в чем нет. На ковре горы выведены, белые и синие, - о Гурджистане напоминают. А устанет царь ими любоваться - есть сад тенистый, розы благоухают - глаз радуют, и соловьи поют - слух услаждают.