Дороги и судьбы   ::   Ильина Наталия

И в тот вечер я, как герой пастернаковского "Марбурга", не чуя под собой от радости ног, шаталась по городу и декламировала, на все лады повторяя: "несомнен-{298}ное литературное дарование...", "из уважения к вашему несомненному...".

Разумеется, об этих словах узнал весь дом в Гагаринском без хлопот с моей стороны - я похвасталась лишь тете Инне. И уже кухня меня поздравляла, и коридоры выражали свое удовольствие, и вот почему так мажорно начинается мое письмо к матери от 30 августа: "Мамочка, все хорошо, меня приняли в институт! Правда, на заочный, но неважно, год не пропадет. Это правильно, что я провалилась, это хлестнуло меня по моей самоуверенности. Уж теперь-то я грамматику одолею!.."

В то раннее утро моего возвращения Казань, неторопливо просыпающаяся, своим провинциальным обликом похожая на город детства и юности Харбин, показалась мне уютной, привычной, эдаким пристанищем усталого путника. После головокружительных шести недель знакомства с Ленинградом, переходов от надежды к отчаянью и снова к надежде в Москве - тишина, покой, ясность, моя линия в жизни определилась, я знаю, что мне делать, как жить.

***

И наступила вторая казанская зима. Зима 1948/49 года.

С первыми же холодами на правой от входа стене моей комнаты проступила мохнатая изморозь. Когда печку топили, по стене текли ручейки. Хозяйка Анна Ивановна топила печку лишь вечером, возвращаясь с работы. Ни Вале, ни мне драгоценные ключи от дровяного сарая не доверялись.