Дороги и судьбы   ::   Ильина Наталия

Но воли себе не давала, взвешивала каждое слово... В какой-то связи было затем упомянуто имя Цветаевой, и Анна Андреевна сказала: "Она умерла сегодня". Значит, то было 31 августа. И еще одна фраза Ахматовой запомнилась. Она расспрашивала меня о моей жизни (в глазах любезное внимание), и я сообщила, что вот-де в прошлом году окончила Литературный институт, попасть туда было нелегко и вряд ли бы я попала, если б не помог... Тут я назвала имя Симонова, и Анна Андреевна сказала: "Рада за него".

Нина Антоновна Ольшевская из Москвы не возвращалась, и вместо нее я стала каждый день гулять с Анной Андреевной. Тем летом ей исполнилось шестьдесят пять лет. Она ходила медленно и, начиная задыхаться, останавливалась. Без провожатого, без руки, на которую можно опереться, Ахматова, видимо, ходить не могла... Мы ходили, сидели на голицынских скамейках, на лесных пнях, мало говорили, много молчали, и я не знаю, о чем думала она, когда молчала, я же думала только о ней. В голову постоянно приходили ее стихи, я и не подозревала, что столько их помню наизусть."

Сентябрь. Красные, желтые, оранжевые пятна среди зелени... "Осень ранняя развесила флаги желтые на вязах..." Глядя на лицо Ахматовой, замкнутое, строгое, я вспоминала: "Так много камней брошено в меня, что ни один из них уже не страшен..." И еще: "Во мне печаль, которой царь Давид по-царски одарил тысячелетия..."

Ее жизнь была мне известна лишь в самых общих чертах. Единственный сын - Лев Николаевич Гумилев - в заключении.