Дороги и судьбы   ::   Ильина Наталия

К этим мемуарам Ахматова относилась презрительно и произнесла запомнившуюся мне фразу: "Чтобы остаться Прекрасной Дамой, от нее требовалось только одно: промолчать!" В другой раз был упомянут Герцен. О нем, о жене его Ахматова говорила тем тоном, каким говорят о близких знакомых, а о семейной их драме так, будто она произошла вчера. Ахматова не прощала Наталье Александровне, что она вовлекла Герцена в свои отношения с Гервегом: "Терпеть не могу женщин, которые вмешивают мужей в свои любовные дела". И еще: "Уверяю вас, она умерла от любви к Гервегу..."

Помня, что Анна Андреевна читает по-английски, я дала ей роман Сомерсета Моэма "Бремя страстей человеческих". Роман этот мне нравился, Моэма я знала хорошо и вполне была готова побеседовать об этом авторе. Но я совсем не была готова к той уничижительной критике, которой Ахматова этот роман подвергла. Она издевалась над автором, ловя его на противоречиях, утверждала, что страдания героя смешны, ибо - ничтожны. Я пыталась возражать, но логика Ахматовой безупречна, ирония несокрушима, и я замолчала беспомощно... Просто было неловко, что роман этот мне нравился. Слабо утешала себя тем, что читала его давно и не перечитывала... {328}

Впервые тогда я услыхала суждения Ахматовой о литературе, очень страстные, очень личные. Литература была делом ее близко касающимся, непосредственно задевающим, тут она ничего прощать не собиралась, тут была неумолима. "За такое на Сенной бьют батожьем!" - это гневное восклицание я услыхала от нее позже в связи с появившимся в газете весьма слабым стихотворением.