Емельян Пугачев (Книга 2)   ::   Шишков Вячеслав

Но как ни старался, не мог придать глазам весёлость.

- Ах, ах! - сокрушался живописец. - Хошь морщинки-то по челу меж глаз как ни то разгладьте...

Портрет писался в напряжённом молчании.

Были выписаны глаза да основные черты лица, всё же остальное едва намечено.

- Сие распишу и без вашего усердного сидения, батюшка. Зело притомились, поди?

Пугачёв действительно заскучал. Но сознание, что его пишут как царя, давало ему силы переносить скованность неволи...

- Ну вот, присмотритесь, ваше величество...

Пугачёв подошёл к портрету.

- Неужто я таков? Горазд грозен да немилостив...

- Сущий вы, батюшка, - что видело око моё, то и на холст положило, потупясь, ответил живописец. - Взор царственный, вселяющий в души смертных немалый трепет, неправду людскую, аки огонь, сжигающий.

- Давилин, схож ли я?

- Капелька в капельку, ваше величество! Ежели бороду снять, на великого Петра Алексеича смахивать станете...

- На дедушку моего? Не врешь, так правда! - сказал Пугачёв и вышел. Портрет ему не понравился. Он ожидал увидеть себя в славе и сиянии, с державой и скипетром в руках. И пожалел затраченное время.

...Через две недели портрет был в келье игумена Филарета. Кланяясь в ноги старцу, живописец восторженно говорил:

- Лик государя объявленного, Петра Фёдорыча, списал, великого заступника веры нашей...

- Покажи, покажи.

Живописец развязал портрет, упакованный в синюю набойчатую скатерть, и, как некую святыню, подал игумену.